На том и порешили. А как только из лесу прибежал Медведь, принес дядьке Серьге новое косовище, тронулись в муть. Замах гари все усиливался, и вот уже оказались они на пожарище. Увидели засеку, всю выгоревшую, и в обе стороны от дороги два полукружия сожженного леса еще дымились, а кое-где поднимался столбики белого пара.
— Это Лесной хозяин пожар тушил, — уверенно заявил Серьга. — Так, значит, и сам он тут неподалеку.
И леший тотчас же явился перед ними. Оказалось, что сидит он на камне, валявшемся на обочине, хоть Сомун и мог бы поклясться, что мгновением раньше там никого не было. На сей раз обычного человеческого роста, весь закопченный и в пепле, старик выглядел усталым и сердитым.
— Мишка, скотина ты неразумная! Вот скажу черту, чтобы забирал тебя! Где ты бродишь, когда лес горит и твоя помощь нужна?
Медведь зарычал в ответ, показывая ламой на живого мертвеца, к седлу которого была приторочена коса со свежеоструганным новым косовищем.
— Здравствуй вовеки, Лесной хозяин! — поклонился с коня Серьга всем телом. — Я правильно разумею, что ты намеревался придержать тут наших врагов?
— Не вышло, Серьга, не вышло! Проклятый монашек поджег завал, а я и пошевелиться не мог, на огонь уставившись. Знали, гады ползучие, как я боюсь живого огня! А еще он, пока к завалу подбирался, все молился и крестился, не давал мне себя зацепить… Ненавижу! Чуть лес мне не сжег со своим порохом и самопалом… Тьфу, как в горле пересохло… А вы пивка не раздобыли ли?
— Самопалом, говоришь? Значит, и нам поганца прикончить можно, не впадая в великий грех. Обещаю тебе, что он следующий повиснет на дереве.
— А я про пиво спрашивал!
— Нету пива… Ты, Лесной хозяин, приметил, наверное, что мы их, супостатов, с велесовой и твоей помощью переполовинили? — вопросил Серьга, гордо подбоченившись. — Пятеро уже висят, коли не ошибся я в счете. Правда, один из дохлых супостатов, тот самый первый, коего Зелёнка защекотала, оказался шибко шустрым. Матерится (вон и сын мой слыхал) и по лесу бегает.
— А… Теперь понятно. Там, за остатками завала, в полуверсте, лежит голый труп еще одного иноземца. Подстрижен по-польски потому как. Свеженький. На шее две ранки от клыков, вся кровь высосана, будто вино из бурдюка. Сам белый такой, ну, как грязный снег. Я спервоначала, друг Серьга, на тебя грешил.
— Что? Напрасно обижаешь, леший! В нашем роду упырей нет и не бывало никогда! — воскликнул Серьга.
— Тебя, Серьга, обидишь, можно подумать! А тому дохлому шустрику. Осиновый кол в сердце, вот верное средство, чтобы не резвился больше, — и, посоветовав, встрепенулся Лесной хозяин: — Эй! Он же из своих кровь выпивает — так, может, не трогать поганца, а, Серьга?