на
лицах людей,
стоит им
увидеть или
узнать что-то
интригующее
и слегка неприличное.
По
тротуару,
мощенному
цветным
булыжником,
шли двое
молодых
мужчин и
девочка
одиннадцати
лет.
Они
появлялись
здесь и год
назад - точно
так же шагая
в ряд, двое
мужчин по
бокам, держат
девочку за
руки.
Они
появлялись и
пять лет
назад - девочка
то и дело
убегала
вперед на
резвых пухленьких
ножках,
светловолосый
мужчина ухмылялся
и морщил нос,
а
темноволосый
смеялся и
догонял
малышку.
Они
появлялись
семь лет
назад -
темноволосый
с сумкой
через плечо,
девочка
четырех лет -
на руках у
блондина.
Они
появлялись
десять лет
назад - в
сопровождении
строгой
няньки с
коляской.
Мужчины
были
непохожи, как
только могут
быть
непохожи
люди, и
странно было,
что на протяжении
вот уже
одиннадцати
лет их неизменно
видят вместе
на
Диагон-аллее.
Один
из них, тот,
что был выше
ростом, носил
длинные волосы
цвета
платины,
стянутые в
аккуратный
«конский
хвост»
дорогой
заколкой.
Темно-синяя
мантия,
простая
и ужасно
дорогая,
облекала его
тонкую
фигуру. Гордо
посаженная
на исключительно
аристократическую
шею изящная
голова была
вскинута так
надменно
высоко,
что,
казалось,
хозяин ее
должен непременно
спотыкаться
на каждом
шагу. Возможно,
аристократ
это
предвидел и
именно для подстраховки
носил в руке,
затянутой
в шелковую
синюю
перчатку,
тяжелую
трость.
Стальной наконечник
звонко
ударял о
булыжники.
Правой рукой
блондин
крепко
сжимал левую
кисть
девочки.
Тот,
что держал
девочку за
правую руку,
был черноволос
и растрепан.
Бесформенный
свитер
домашней
вязки (август
был
прохладным) казался
совершенно
неуместным
рядом с
мантией
блондина.
Даже более
неуместным,
чем потертые
джинсы, по
крайней мере,
на размер
больше, чем
требовались
молодому человеку.
И
еще
его сумка.
Большая, из
последних
сил притворяющаяся
кожаной, с
потертым
ремнем и обтрепанными
швами. Он
хмурился. Блондин
хранил
ледяное
молчание.
Девочка
казалась
удивительно
несчастной и
растерянной.
Возможно, от
того, как
неприветливы
были ее
спутники, а
возможно,
из-за туго
стянутых
косичек и
чересчур
строгого
наряда.
Казалось, она
почти готова
разреветься.
* * *
Сегодня
основополагающим
общего
душевного
состояния
семейства
Поттер-Малфой
стало
настроение, в
котором
проснулся с
утра Драко
Малфой. А
было оно
преотвратным.
В
результате
все то, что в
любой другой
день было бы
прощено,
пропущено
мимо ушей и проглядано
сквозь
пальцы,
сегодня
приравнивалось
к уголовно
наказуемому
преступлению.
Например,
за завтраком
Сольвейг
опрокинула
на стол
стакан с
соком. И
было-то там
меньше
половины. И
сидел-то
Драко на
другом конце
огромного
малфоевского