меня. Я
никому тебя
не отдам.
Я
люблю тебя,
Гарри.
Глупая
девчонка…
откуда она
знает твое
имя?
* * *
Ему
снились руки,
теплые,
нежные,
сильные, руки
на всем теле,
руки,
снимающие
усталость,
руки, дарящие
наслаждение.
Ему
снились губы,
надменные, но
нежные, кривящиеся
в усмешке - и
ласковые,
губы, цедящие
слова, губы,
шепчущие
страстные
глупости, губы
целующие.
И
глаза - серые,
то сталь, то
жемчуг, то
лед, то туман,
остро
заточенные
клинки,
серебро; глаза,
просящие
поцелуев,
которые он не
мог им дать.
Потому
что он - псих.
Он
начал в это
верить. Возможно,
его убеждали
слишком
долго. Ему
говорили о
чьей-то
смерти - они
утверждали,
что именно
эта смерть
свела его с
ума. Нет,
они
так не
выражались -
свела с ума.
Они говорили
- расстроила.
Он не мог
понять, кто
же умер.
Ему
говорили, и
он понимал -
это тот, чьи
руки, и губы, и
глаза…
Драко.
Он
помнил имя.
Но то,
что они
говорили, не
было правдой.
Просто не
могло быть
правдой. Он
не помнил
этого. Он же
должен был
помнить? Один
раз он спросил
- а Сольвейг?
Но
они
ничего не
могли ему
сказать про
Сольвейг. Он
объяснил:
Сольвейг -
наша дочь.
Ему сказали,
что он
расстроен, и
попросили
принять
лекарство. Он
не стал.
Ему
сказали, что
он придумал
Сольвейг, что
никакой
Сольвейг не
существует.
Он разнес кабинет,
и ему сделали
укол, связали
и вновь заперли
в эту ужасную
комнату,
где не обо
что было
разбить
голову.
Драко,
думал он.
Драко…
Иногда,
совершая
кошмарное, до
дикой головной
боли усилие,
он вспоминал
- хотя бы затем,
чтобы не
сойти с ума
окончательно.
Он вспоминал,
и
воспоминания
его
были -
большой дом,
нет, не дом,
замок, сад,
парк, озеро,
прогулки
верхом,
девочка с
белыми
волосами, и
Он. Тот, чьи
были руки, и
губы, и глаза.
К нему
прикасались
чужие руки, и
это было нестерпимо.
Они не имели
права к нему
прикасаться,
и он
вырывался, и
крушил все, что
было вокруг,
пока его не
связывали
вновь.
Иногда
к нему
приходили
другие люди,
которые не
хватали его,
и не
связывали, и
не давали ему
лекарств, но
их он
ненавидел
еще больше,
чем своих
мучителей.
Мужчина
с короткими
волосами и в
очках - его
лицо, а особенно
голос,
вызывали
такую дрожь
ненависти,
что он убил
бы его, если
бы смог
освободиться.
И еще
один, моложе;
он тоже был
светлым, как
и Тот, он
смотрел с
тоской и
нежностью, и
за все это
хотелось
растерзать
его. Он не
имел права
здесь быть.
Он
не имел
права брать
его за руку,
касаться его
губ своими,
дотрагиваться
до его лица,
шептать ласковые
слова… Как
хотелось его
убить!..
Драко -
шептал он в
темноте ночи,
и не мог поднять
руки, чтобы
вытереть
слезы,
бегущие по лицу.