Сколько бы я ни пыталась побороть ее, грусть все же застревает у меня в желудке.
Мой дом, по крайней мере, в семь, восемь или даже девять раз больше дома Алекса.
Я знала, что эта часть города бедная, но…
— Это было плохой идеей, — говорит Алекс. — Давай, я отвезу тебя обратно.
— Почему?
— Кроме всего прочего, выражение отвращения на твоем лице.
— Это не отвращение, я просто чувствую сожаление…
— Никогда не надо меня жалеть, — предупреждает он. — Я беден, но не бездомен.
— Тогда ты пригласишь меня внутрь? Ребята на той стороне уже таращатся на белую девчонку.
— Вообще-то в этом районе ты 'снежная девчонка'.
— Я ненавижу снег, — отвечаю я.
Я вижу, как его рот искривляет улыбка.
— Не из-за погоды, querida. Из-за твоей белоснежной кожи. Просто следуй за мной и не пялься на соседей, даже если они будут пялиться на тебя.
Я ощущаю его осторожность, пока он проводит меня внутрь.
— Ну, вот, — говорит он, указывая жестом вокруг.
Их гостиная, наверное, меньше любой комнаты в моем доме, выглядит мило и уютно. На диване лежат два шерстяных пледа, которыми бы мне очень хотелось укрыться одной из холодных ночей. У нас нет дома пледов. У нас есть стеганые одеяла… специально подобранные под интерьер.
Я прохожу по дому Алекса, проводя пальцами по мебели. На полке с полу-сожженными свечами стоит фотография симпатичного мужчины. Я чувствую тепло Алекса, когда он подходит ко мне сзади.
— Твой отец?
Он кивает.
— Я даже не представляю, каково это потерять своего отца. Даже если его частенько нет рядом, я знаю, что он неотъемлемая часть моей жизни. Мне всегда хочется чего-то большего от своих родителей. Может мне нужно просто быть благодарной, что они вообще у меня есть?
Алекс разглядывает фотографию своего отца.
— Со временем, ты перестаешь чувствовать боль и просто блокируешь ее. Я имею в виду, я знаю, что он умер, но я все еще в каком-то тумане. И жизнь продолжается, засасывая в свою рутину. — Он пожимает плечами. — В итоге, ты просто перестаешь об этом думать и продолжаешь жить. Другого выбора не остается.
— Это, как тест, — я ловлю свое отражение в зеркале на стене и рассеянно провожу рукой по волосам.
— Ты постоянно делаешь это.
— Делаю что?
— Поправляешь свои волосы или свой мейкап.
— Что такого в попытке хорошо выглядеть?
— Ничего. Пока это не становится одержимостью.
Я опускаю руки, желая приклеить их по швам.
— Я не одержима.
Он снова пожимает плечами.
— Это так важно, чтобы люди считали тебя красавицей?
— Мне не важно, что думают люди, — вру я.
— Потому, что ты и так…. красавица, я имею в виду. Но это не должно много значить.