Шкатулку открыли. В ней действительно, ка первый взгляд, ничего существенного не оказалось. Пять медных двухкопеечных монет, письменный конверт, пилюли, два карандаша, стальное перо, какой-то небольшой сверточек…
Но когда Ланской развернул его, то, к удивлению своему, увидел в нем три пистона.
— Где пистоны, конфискованные у арестованного?
— Вот они, ваше сиятельство, — произнес адъютант, доставая их из шкафа.
— Того же калибра, — произнес Ланской.
Адъютант положил на стол клочки какого-то письма.
— Что это? — спросил Ланской.
— Обнаружено в номере. На полу, за диваном.
Когда же клочки разорванного письма сложили, то прочли следующее: «Милый друг! Приезжай в Москву, тебя очень нужно, поговорим обстоятельно, потом, ежели сочтешь нужным, опять отправишься». На этом письме был указан адрес Цеткина. Письмо было адресовано на имя Дмитрия Владимирова. Сохранился и обратный адрес: «В Москву, на Большой Бронной, дом Полякова № 25. Его Высокоблагородию Николаю Андреевичу Ишутину».
— Кто это такой Ишутин?
— Не знаю.
— Как же так? Он вам пишет, а вы его не знаете?
— Я жил с ним по соседству.
— Значит, знали?
— Да нет, просто шапочное знакомство.
— А о чем же поговорить ему надобно с вами?
— Вероятно, о квартире. Я задолжал там. Вот хозяйка, наверное, и просила написать, — ответил Владимиров.
Ланской внимательно рассмотрел штемпеля на конверте и определил, что письмо было отправлено из Москвы двадцатого марта и получено в Петербурге двадцать первого. Это была уже новая ниточка. И комиссия «положила: просить управляющего Третьим отделением собственной его императорского величества канцелярии о приказании по телеграфу Московскому Жандармскому Штаб-офицеру разыскать в Москве, обыскать и доставить в Петербург в комиссию арестованным Николая Андреевича Ишутина со всеми бумагами».
Поздней ночью Владимирова вызвал к себе на допрос Муравьев.
— Садитесь…
Владимиров ничего не ответил и только начал было садиться, как услышал вновь:
— Садитесь, садитесь, Дмитрий Владимирович…
— Дмитрий Алексеевич… — поправил тот Муравьева.
— Простите, но я имею честь разговаривать с Дмитрием Владимировичем Каракозовым.
— Вы ошибаетесь. Моя фамилия Владимиров. Дмитрий Алексеевич Владимиров.
Тогда Муравьев еле заметным кивком головы подал дежурному офицеру условный знак, тот впустил в комнату Ишутина и проводил его до стола.
— Вам известен этот человек? — спросил у него Муравьев, указывая на Владимирова.
Арестованный повернулся к Ишутину и замер от неожиданности.
— Дмитрий! — воскликнул Ишутин.
— Вы его знаете?
— Конечно! — ответил Ишутин. — Это мой двоюродный брат.