Лариса молча кивнула.
— Мы с ним вместе начинали бизнес, — с горечью пояснил Эйгелис. — Но потом очень сильно рассорились. Это произошло по пьянке.
— А из-за чего? — не сдержала любопытства Котова.
— О, это очень давний и ужасно глупый случай, — неохотно признался прибалт. — Мне даже вспоминать об этом не хочется. Ну, наговорили друг другу очень много гадостей, которых никогда потом так и не смогли простить. Очень глупо, — повторил он.
— Ну, хорошо, — кивнула Лариса, понимая, что настаивать бесполезно да и незачем. — И все же оставьте мне, пожалуйста, имя и координаты этого человека. Вы знаете, как с ним связаться?
— Зовут его Ивар Звайгинь, и у меня есть номер его сотового, — признался Эйгелис. — Как и номера всех моих потенциальных и реальных конкурентов. Только я же говорю, это ни к чему не может привести. Я уверен, что это не он.
— И все-таки я запишу на всякий случай, — мягко сказала Лариса. — Диктуйте.
Эйгелис порылся в своем маленьком чемоданчике из прекрасно выделанной крокодильей кожи, вытащил на свет божий пухленький блокнотик с телефонами и продиктовал номер неуемной детективше.
— Может, вспомните еще кого-нибудь? — спросила Лариса, записав координаты Звайгиня.
— Нет, — сухо ответил прибалт, явно сожалеющий о сказанном. — По крайней мере людей, питавших ко мне личную неприязнь, я не знаю.
Дальнейший ужин прошел почти в молчании, прерываемом лишь вежливыми замечаниями о качестве и вкусе поглощаемых блюд. Затем Лариса и Эйгелис встали из-за стола, попрощались и разъехались в разные стороны.
Ломка пришла неожиданно. Стас знал, что она приближается, но все равно физические муки наступили резко и неожиданно. Отсрочить их или прервать было теоретически возможно, но… Стас был на мели. То есть абсолютно. И от этой безвыходности он закричал. Пустая квартира, в которой практически ничего не было, за исключением колченогого дивана, на котором сейчас и лежал наркоман, пары табуреток и стола, привычно отозвалась слабым эхом…
Работа должна приносить удовлетворение. Это он знал точно. Поэтому время службы потраченным зря не считал. Это жена, дура, пыталась попрекать, что денег в доме было мало. Но он мужчина, а она всего лишь женщина. Поэтому от глупостей он ее быстро отучил. То, что жена умерла, было даже к лучшему. Что такое любовь, он не знал и считал это выдумкой писателей-хлюпиков. А он хлюпиком не был. Тем более что не считал себя причиной ее смерти. Разве его вина, что эта дура, когда он однажды для профилактики набил ей морду, кинулась под машину? Это ее личное дело.