— Конечно, несправедливо, — легко согласился прибалт. — Жизнь — она вообще жестокая штука. И ужасно несправедливая, ужасно.
Говоря это, он медленно продвигался в глубь пещерки, и вдруг его протянутая вперед рука наткнулась на что-то мягкое. Глаза постепенно привыкали к темноте, и скоро Эйгелис довольно ясно увидел сидевшую на корточках девчушку, уткнувшуюся носом в коленки.
— Ну, не плачь, не плачь, — Артурас осторожно погладил ее по голове, невольно задев длинными пальцами обнаженную коленку.
Наташа вздрогнула, но не отстранилась.
— Да ты замерзла совсем! — сказал Эйгелис, присаживаясь рядом и прижимая бьющееся в рыданиях тельце к своей груди…
И внезапно понял, что так уже когда-то было. Рыдающая девочка в его объятиях, его любовь, потерянная так внезапно и вдруг возвращенная, пусть в другом, но узнаваемом виде.
— Не плачь, моя принцесса, скоро все будет хорошо, — нежно прошептал прибалт…
Она почти не сопротивлялась. Может, если бы у нее хватило сил хорошенько двинуть ногой по его самому больному месту, то резкая боль и прервала бы это безумие. Однако сначала она совершенно не понимала, что происходит, а потом, подмятая тяжелым мужским телом и обессилевшая от недавних переживаний и слез, могла только лишь слабо сопротивляться, подогревая огонь, кипевший в нем…
Когда все закончилось и Эйгелис обрел способность понимать происходящее, он вдруг с ужасающей ясностью увидел маленькое тельце, валявшееся без сознания на земле. Он отчетливо слышал крики родителей, разыскивающих Наташу, и, охваченный ужасом, побежал прочь — от своей бессловесной жертвы, от людей, от собственного преступления…
Артурас даже не вернулся в номер за вещами. В кармане пиджака оставались документы и деньги, взятые на ночные развлечения. На них он и купил билет на поезд…
Сегодня была суббота, и по всем правилам общественной жизни в это утро полагалось долго и с чувством понежиться в мягкой постели. Потом не торопясь — часикам эдак к одиннадцати, а впрочем, кого в субботу волнует время? — встать, долго готовить что-нибудь необычное, затем не спеша, смакуя поесть и при этом шуршать утренними газетами.
Впрочем, зачем думать, что могло бы быть, если бы Лариса была сейчас дома, если бы у нее был непьющий, любящий и заботливый муж, и она бы никогда не познакомилась с этими хиппи, и милиционеры, ведущие расследование, не смогли посадить ее на крючок?
Факт оставался фактом. Ранним субботним утром, едва протерев глаза и наскоро прожевав пару каких-то бутербродов, Лариса с Ниловым сели в машину и опять отправились на поиски убийцы. Нилов, сумрачный и усталый, молча крутил баранку. Поглядев на него, Лариса подумала: если сама она просто обречена на необыкновенные приключения, но Нилов-то почему должен страдать? Лариса уже хотела было потрепать Валерия по коленке и сказать что-нибудь ласковое, как он резко завернул в маленький дворик двухэтажного домика и дал по тормозам.