Когда утром Грета вышла из дома Виссеров, направляясь к себе, в корзине лежали свадебные подарки от семьи хозяина, а также от Марии и соседей, хорошо знавших ее. Ей надо было передать в дом ван Девентера устное послание, данное Хендриком в последнюю минуту. Девушка находилась в слишком возбужденном состоянии, чтобы задумываться над его смыслом, и весело сказала открывшему дверь слуге:
— Пожалуйста, передайте своему хозяину, что юффрау Виссер дома.
Выполнив поручение, она сбежала вниз по лестнице и с легким сердцем продолжала путь.
В мастерской Хендрик одобрительными кивками выражал удовлетворение работой Франчески. Это была небольшая картина, скорее набросок, эскиз, когда художник рисовал чей-то портрет, словно упражняясь или просто потакая своим причудам. В данном случае картина Франчески продавалась бы под названием «Голова девушки в жемчужном ожерелье».
— Довольно неплохо. — В душе Хендрик поразился замечательному качеству письма, но хотя он и был эмоциональным человеком во всем, мог похвалить громко и собственные произведения, но считал, что щедрая похвала вскружит голову любому молодому художнику. Франческа, конечно, не отличалась склонностью к чрезмерному самомнению, но все равно это было бы ей во вред.
Хотя Хендрик и дал знать Людольфу, что дочь дома, сейчас он чувствовал себя более непринужденно, чего не произошло бы, не имей он надежды получить в недалеком будущем богатого зятя. С каждым днем росла уверенность, что все его неприятности закончатся, как только на пальце Сибиллы появится обручальное кольцо ван Янса. Он сможет тогда плюнуть на Людольфа и дать благословение Питеру и Франческе. Удача возвращалась к нему.
— Мне позировала старшая дочь Вермера, — сказала Франческа.
Хендрик наклонился вперед, внимательно рассматривая аккуратные мазки кисти, потом отошел назад, чтобы взглянуть на картину с расстояния. В работе дочери не было заметно следов смелой техники, отражавшей в какой-то мере влияние его наставника, — Франса Халса, но манера Франчески развилась в почти воздушный стиль, нежный, как музыка Эоловой арфы, и все же в ней чувствовалась сила, приковывающая взор. Девушка на картине оглядывалась через левое плечо, свет играл на молочно-белой коже лица и шеи, темные глаза сверкали так же ярко, как и жемчужины, олицетворяя власть жизни и красоты. Художнице удалось передать этот порыв, как будто вся картина была начата и закончена в одно мгновение, а в следующее взметнулись бы ресницы девушки, сменилась поза, и момент был бы потерян навсегда.
— Твой мастер хорошо обучил тебя, — признал Хендрик, зная, что сам никогда бы не раскрыл талант Франчески так, как это сделал Вермер.