7 февраля 1666 года
Все мы, то бишь лорд Браункер, Дж. Меннз, У. Баттен, Т. Харви и я, — на обед к сэру У. Пенну, где, при стечении большого числа людей, празднуется свадьба его дочери; одета в затрапезное платье, на руке дешевый браслет — подарок служанки, сама же страшна как смертный грех. Угощение под стать невесте: все невкусно, неопрятно, разве что подавали на серебре, взятом, кстати сказать, у меня же. После обеда перекинулись словом, после чего я — в присутствие, засим домой, ужинать и в постель; говорили с женой о том, как жалко и убого все, что делают сэр У. Пенн и прочие наши знакомые, в сравнении с тем, что делаем мы.
22 февраля 1667 года
Встал и, собравшись, — в присутствие; немного потрудился и, по возвращении, обнаружил, что Люси, кухарка наша, по недосмотру, оставила входную дверь открытой, что привело меня в такое бешенство, что я, пинком ноги в зад, загнал ее на крыльцо, где отвесил ей солидную оплеуху, свидетелем чему стал мальчишка-посыльный сэра У. Пенна; это привело меня в еще большее бешенство, ибо не сомневаюсь: он доведет увиденное до сведения хозяев, а потому улыбнулся сорванцу самым ласковым образом и обратился к нему совершенно спокойно, дабы он не подумал, что я сержусь; и все же история эта не идет у меня из головы.
12 апреля 1667 года
Засим домой; оказалось, что Люси напилась и, когда ее хозяйка указала ей на это, собрала свои вещи и ушла, хотя никто ее не гнал. По правде сказать, хоть у меня никогда не было более нерадивой и грубой служанки, уход ее меня огорчил: отчасти из-за той любви, какую я всегда питаю к своим слугам, а отчасти потому, что девушка она усердная и старательная — вот только пьет.
18 мая 1667 года
Сегодня днем не упустил возможности para jouer с миссис Пенн, tocando ее mamelles и besando ella, ибо она была sola в casa ее pater и притом fort не прочь[55].
23 мая 1667 года
Домой, после чего, вместе с женой, — на обед к сэру У. Пенну, где подавали очень хороший пирог с олениной — лучше, чем мы ожидали: тот, которым кормили прошлый раз, дурно пахнул.
5 августа 1667 года
Когда стемнело, мы все: мой отец, я с фонарем в руках и жена, — в сад выкопать мое золото[56]. Боже, я так волновался, что они не найдут, где оно закопано, что весь вспотел и пришел в ярость оттого, что они никак не могут договориться о месте, и, в конце концов, испугался, что золото пропало; однако в скором времени мы нащупали его вертелом, выкопали яму и стали подымать золотые монеты на поверхность. Но, Боже, как же неловко мы это делали, да еще у всех на виду! Не дай Бог кто-то случится рядом, что-то увидит из окна соседнего дома или услышит, проходя мимо! Отец, правда, говорит, что деньги он закопал, когда все ушли в церковь, не раньше, но мне от этого легче не стало. Я чуть с ума не сошел, когда, вонзая лопату в землю, заметил, что рассыпаю монеты по земле и по траве и что земля и влага попала в мешки с золотом и они сгнили. Поэтому я не мог знать, сколько украдено, а сколько растерял, спустившись в яму, Гибсон, отчего окончательно обезумел и вынужден был взять целые куски дерна, в котором при свете свечи поблескивали золотые монеты, и отнести их в комнату брата, где, заперев дверь, наскоро поужинав и дождавшись, пока все лягут спать, вместе с Хьюером принес несколько ведер воды, отмыл грязь с монет и тогда только начал их пересчитывать; сверившись с запиской, где была указана общая сумма, обнаружил, что не хватает 100 монет, от чего впал в уныние. Учитывая же, что соседний дом находился совсем близко, и мы, поскольку отец мой был глух, не имели возможности говорить шепотом, и, стало быть, соседям ничего не стоило проведать, чем мы занимались, — я испугался, что они ночью проникнут к нам в сад и соберут рассыпанные монеты, и поэтому мы с Хьюером вновь, уже за полночь, вышли на улицу и при свете свечи подобрали еще 45 монет, после чего, вернувшись и отмыв их, в третьем часу утра отправились спать. Оттого что удалось собрать так много — на душе спокойно. Служанка пошла спать к жене, я же лежал без сна на раскладной кровати и в некотором волнении считал часы, покуда не рассвело.