Всхлипывая, Алина опустила руки. Золотая сеть медленно растворялась в тех, кого коснулась, и Алина вдруг с невероятной ясностью поняла, что прежней ей не быть уже никогда, что она изменилась совершенно и окончательно, что пути обратно не стало.
— Я не хочу быть богом, — произнесла она, видя двор через дрожащую пелену наползающих слез. — Я не хочу… Это подавляет…
Шаги. Теперь ей не надо было оборачиваться, чтобы увидеть идущего Дэна. Картинка — темный силуэт и звездочка сигареты — всплыла перед внутренним взглядом без каких-либо усилий с Алининой стороны.
Тогда Алина обернулась и встретилась с Дэном глазами.
* * *
Он не знал, что сказать ей.
У Алины было такое лицо, что Дэн замер, не в силах отвести от него взгляда и не желая, страшась смотреть.
И в глазах ее была тьма. Или что-то хуже тьмы. Черные шторы, которые отдернешь — и провал. Колодец без дна, вселенское распахнутое горло. Ночь.
Он не знал, видит ли она его.
— Я не хочу быть богом.
Помедлив, Дэн протянул руку и дотронулся до ее плеча.
— Мы не выбираем.
Слезы брызнули из ее глаз крупными горохами. Прокатились по лицу, оставив влажные полоски. Дэн почувствовал, как сердце болезненно стукнуло в ребра и замерло, парализованное невиданной, немыслимой доселе тоской.
Все горе Вселенной. Вся тоска Вселенной. Все одиночество Вселенной.
Это была пустота.
Так страдают боги.
— Это… это… слишком. Я не смогу, не смогу…
Он успел подхватить ее. С коротким всхлипом Алина осела Дэну на руки, и он удивился тому, какая она маленькая и хрупкая; казалось неосторожное прикосновение способно сломать ей ребра. Фарфоровая статуэтка тончайшей работы; такой ли выполнять Миссию…
Такой, ответил в его голове голос Исцелителя. Выбранный путь должен быть пройден. В конце она поймет смысл пути.
Сквозь свитер и куртку Дэн чувствовал ее горячее, мокрое лицо. Боги не плачут. Им не положено плакать. Слишком большая, слишком человеческая роскошь.
Алина плакала.
Сколько времени ей понадобится для того, чтобы перестать быть человеком?
* * *
Земля висела во мраке, словно драгоценный камень, голубой с прозеленью.
Провозвестник лежал на лунном грунте, закинув руки за голову и отдыхал, глядя на звезды и планету людей.
Люди… сколько с ними хлопот.
Неимоверным, разрывающим на части усилием Совет смог-таки возвратить ось мироздания на место. Каким образом это делалось, Провозвестник не помнил: в памяти осталась только тьма внешняя, которую усмиряли новыми границами и треск эфирной материи, его тела; еще немного, и все бы легли костьми. Когда было кончено, то у Провозвестника осталось сил ровно на то, чтобы махнуть рукой и приказать: Луна. И опустившись на серую поверхность огромного мертвого камня, он понял окончательно — все, дело сделано.