На улице шел дождь вперемешку с довольно крупными хлопьями снега: осень Аальхарна собиралась уступать свои права долгой скучной зиме. Шани натянул пониже отобранную у офицера шляпу и быстрым шагом двинулся в сторону коновязи: там оставляли своих лошадей те инквизиторы, которым по малому рангу не следовало иметь собственную карету.
Наверняка, его побег уже обнаружен. Надо было торопиться.
Шани довольно неплохо ездил верхом, а выбранная им черная красавица-лошадка под дорогим седлом оказалась послушной и не норовистой. За ним уже должны были отрядить погоню и направить гонцов по заставам со словесным портретом шеф-инквизитора и описанием его украденной формы (капитан Мортимер, к счастью, не имел модной привычки украшать камзол нашивками и крупными пуговицами), так что мешкать не следовало ни в коем разе, и Шани, пришпорив лошадку, направился в сторону Северных ворот: там начинался Великий Аальхарнский тракт, соединявший север страны с далеким югом и приморьем, попав на который, можно было не волноваться о дальнейшем будущем: среди многочисленных дорог, ответвлявшихся от него, затеряться легче легкого и на время осесть в какой-нибудь глуши. Был у Шани небольшой домик в поселке Волшки, купленный через подставных лиц на имя некоего господина Сандру Вальда, мещанина полублагородных кровей, — добраться бы туда и не высовываться до самой весны.
Несмотря на эпидемию и отвратительную погоду, на улицах было людно. Горожане торопились на площадь — смотреть на сожжение величайшего еретика, преступника и бывшего шеф-инквизитора. Слышались как проклятия в адрес всесветного негодяя — как же посмел, дескать, предать и Заступника, и Отечество, так и причитания, в основном, женские — в массе своей народ считал Шани оклеветанным подлецами, и многие девушки в открытую несли цветы, явно собираясь пристроить их у костра. Однако, в общем вся людская суета выглядела как новый пестрый бант на старой грязной шлюхе и нисколько не прикрывала, а наоборот, болезненно выпячивая ужас и уродство умирающей столицы. Шани видел раздувающиеся трупы, которые валялись прямо среди улиц — никто их не убирал, и люди просто шли мимо, стараясь не наступать. Дождевая вода скапливалась в мертвых глазницах и стекала грязно-кровавыми ручейками по щекам: казалось, мертвецы оплакивают судьбу живых. Множество окон было заколочено, и на ставнях прицеплены были красные тряпки: это означало, что владельцы комнат мертвы и, возможно, до сих пор дожидаются погребения за забитыми ставнями. Шани не покидало чувство, что из-за мертвых окон за ним следят алчные внимательные глаза, и бесплотные руки тянутся к нему, чтобы схватить и сжать в холодных объятиях. Он вздрагивал и пришпоривал лошадку: надо было торопиться, а испугаться он сможет потом: когда выживет и вспомнит увиденное… Умное животное фыркало и прибавляло ходу: мертвецы ей явно не нравились.