— О, я всего лишь скромный бармен. Еще стаканчик?
— Давайте. Значит, Стив бывал здесь без женщин?
— О, что вы? Какие женщины? Нет, он всего лишь… угощайтесь.
— Спасибо. Что — всего лишь?
— Он всего лишь являлся оказать честь моему заведению и вот этому самому напитку.
— Замечательный напиток. Голова проходит, желудок проходит, все проходит. Жизнь проходит, мистер Коллинз.
— Ожидание не бывает слишком долгим для того, кто научился ждать.
— Ну вы даете! А говорите — не поэт!
— Это не я. Это мистер Билонген так говорит. Он всегда так шутит, когда я замешкаюсь с выполнением заказа.
— Он славный, правда?
— О да. Осторожнее.
— Простите, пролила.
— Ничего, я вытру. Да, мистер Билонген очень славный и веселый человек.
— Не пошутил ли он и сегодня?
— Не думаю, мисс. А вот и новые посетители!
Памела резко повернулась, едва удержавшись на высоком табурете. Но это был не Стив. С шумом вошла компания местных музыкантов — подкрепиться перед утренней репетицией. Коллинз мигом переключился на них, забыв о Памеле. Она вновь почувствовала себя одинокой, несчастной, никому не нужной. Однако еще оставалась капелька надежды. Ладно, подождем.
Но время шло, а Стив так и не давал о себе знать. Дотянув до конца напиток, Памела наконец ощутила всю тяжесть пережитой ночи. Глаза сами собой закрывались. Она была готова рухнуть тут же на стойку бара, лишь бы заснуть наконец. Стало ясно, что Стив не придет. Значит, обманул. Зачем?
Кое-как справившись с мобильником, она вяло вызвала такси и, не обращая внимания на суету вокруг, тяжело сгорбилась над столом. Кто-то заходил в бар, кто-то присаживался и говорил рядом, но никто не обращался к ней, никто ни о чем не спрашивал. Никому не было дела, где, как и с кем провела ночь угрюмо молчавшая девушка, к тому же суровая форма охранника не располагала к дружеским вопросам.
Уйдя в смутные хмельные думы, Памела вздрогнула, услышав призывное пение телефона. Судорожно нажала на кнопку вызова, жадно прильнула к трубке, но это всего лишь таксист сообщил о своем прибытии.
Шоферу тоже не было дела до проблем уткнувшейся в угол на заднем сиденье пьяной девушки в синей униформе, которая плакала всю дорогу до дома под яростно хлеставшим ливнем. Но дорога была недолгой, ливень кончился так же мгновенно, как и начался, и глаза у девушки, расплачивавшейся с водителем, были сухими.
Они остались сухими и тогда, когда открылась входная дверь съемной квартиры. Соседи отбыли на работу, и никому не довелось услышать, как громко раздались на пространстве чужой, неуютной, холодной комнаты горькие слова: