— Надо их успокоить. Пригласим на вечер, стихи почитаем… Я сам пойду приглашу, — сказал Пирошников.
Геннадий потупился.
— Вы лучше не ходите, — пробормотал он.
— А что случилось? — насторожился Пирошников.
— Разное говорят про вас. Уже и в офисах знают. Что вы влияете… — нехотя докладывал Геннадий.
— Это все домыслы безумной мамашки?
— Нет. Свидетели объявились…
Пирошников изумился. Какие свидетели? Свидетели чего?
— Деметра нагадала? — продолжал допытываться он.
— Владимир Николаевич, не могу я вам этого сказать! — взмолился Геннадий.
— Ну что ж…
Пирошников ощутил, что его окружает двойная стена отчуждения. Плывун с домом на нем, будто тонущий корабль, лишенный управления, в любую минуту мог кануть в небытие, вдобавок его команда, если еще не взбунтовалась, то стала роптать.
Вот-вот пришлют черную метку.
Как-то незаметно он поставил себя на место капитана этого тонущего корабля с враждебной командой и пассажирами. Обе силы были враждебны, от обеих можно было ждать удара в любую минуту.
Удар пока задерживался, но черную метку прислали. Доставил ее Иван Тарасович Данилюк, про которого было известно, что он является следователем прокуратуры, что сразу придавало ситуации ненужную официальность. Впрочем, Данилюк сразу дал понять, что пришел отнюдь не по долгу службы, а как сосед к соседу.
— Вот какая беда, Владимир Николаевич… — доверительно начал он, потирая лысину. — Надо трохи подумать…
— О чем вы, Иван Тарасович? — Пирошников, наоборот, старался держаться строже.
— Так ведь стабильность нарушена… Сползаем черт-те куда.
— О чем же вы предлагаете подумать?
— Шо нам працювати? — Данилюк использовал родной язык для задушевности, тогда как русский применял для протоколов.
— И что вы предлагаете «працювати»? — с ненужной язвительностью произнес Пирошников.
— Есть основания полагать, что причиной последних событий в нашем доме являетесь вы, — неожиданно тихо и четко проговорил Данилюк. — Или ваш магазин.
— …Или поэзия в целом, — подхватил Пирошников.
— За поэзию не скажу, не знаю. От имени группы жильцов я предлагаю вам подумать о скорейшем освобождении площади и переезде в другое место. Вы поняли меня? — Данилюк поднял свои маленькие глазки и в упор просверлил ими Пирошникова.
— Чего ж не понять… — Пирошников взгляд выдержал.
— Ну вот и гарно…
— Скажите мне только, что же это за основания у вас? Откуда взялась эта нелепая мысль? — спросил Пирошников.
— Я вам пока обвинения не предъявляю. Когда предъявлю, вам будет дана возможность ознакомиться с делом.
Данилюк широко улыбнулся и протянул руку. Пирошникову ничего не оставалось, как пожать ее. При этом его ладонь почувствовала ожог черной метки.