Пирошников, взгромоздившись на стул, стоявший посреди комнаты и изображавший сцену, делал свирепые пассы в сторону сидящей на диване Серафимы и повторял волшебное заклинание:
— Моооо! Кузэй! Моо! Кузэй!.. А теперь вместе! — и он взмахнул обеими руками, как дирижер.
И Серафима подхватила весьма музыкально.
— Мооо! Кузэй!!
Она повалилась набок на диван и залилась хохотом. Пирошников, неловко спрыгнув со стула и на секунду скривившись от боли в суставе, присоединился к ней, тоже хохоча.
Отсмеявшись, он сказал:
— Меня побьют. Помнишь, в «Приключениях Гекльберри Финна», как их изваляли в перьях?
Серафима лишь помотала головой, преданно глядя на Пирошникова.
— Ладно. А лекцию Остапа Бендера о Нью-Васюках помнишь?
— Помню. Смотрела кино. Они спасались на лодке.
Пирошников задумался на секунду, а потом притянул ее к себе и поцеловал.
— Золотце ты мое. Может, это и к лучшему.
Однако чем ближе было к вечеру, тем больше Пирошниковым овладевало волнение. Неприятным предзнаменованием явилась обнаруженная идеологическая диверсия, а именно на нескольких афишах с разных этажей жирным черным фломастером была нарисована свастика. Две афиши сняли и принесли Пирошникову, затем посланная им Серафима, обошла все этажи и принесла еще три.
Серафима, как выяснилось, заранее взяла отгул на этот день и потому находилась подле Пирошникова, исполняя все его поручения.
— Ты мой ординарец, — пошутил он.
— Нет. Я ваша семья. Вам без семьи нельзя.
— Семья? — он попытался перевести все в шутку. — «Я семья. Во мне, как в спектре, живут семь я. Невыносимых, как семь зверей. А самый синий свистит в свирель…» Не спрашиваю кто, потому что не знаешь. Это Вознесенский, когда тебя еще на свете не было.
— Что он понимает в семье? — обиделась она. — Он красуется. Семья — это просто. Это мир и покой в душе. У каждого. У нас дома такая семья… А вы на моего папу похожи.
Софья советовала на всякий случай вызвать милицию. Показать свастики и попросить подежурить во время вечера. Но Пирошников не согласился. Он не верил, что кто-то хочет помешать вечеру.
— Как-нибудь сами справимся. Да и Геннадий начеку. Не будем раскачивать лодку.
Эти его слова оказались в каком-то смысле пророческими, однако с обратным знаком.
Но обо всем по порядку.
Поначалу публика собиралась вяло, больше было выступающих молодых поэтов, которые, сбившись в углу кафе за столиком, определяли очередность выступлений, договаривались о регламенте и в результате чуть не разодрались. Все прекрасно понимали, что первые по порядку получат больше внимания и пусть и непреднамеренно станут отщипывать время у последних. Пирошников как устроитель отвел на поэтические чтения ровно час, намереваясь закончить их в восемь вечера, после чего подать слушателям силлабо-тонические практики.