— М-м-да… — произнес Николя, ничего не уточняя.
Дрожащими руками начальник тюрьмы налил в стакан настойки и залпом осушил его. Его толстое лицо мгновенно налилось краской.
— В сущности, он едва успел поступить к нам…
Сообразив, что повторяется, он закашлялся и разволновался еще больше.
— А еще надо вам сказать, я почти ничего о нем не знаю… А все потому…
— Почему?
От такого противника, как комиссар, ему нечем было защищаться.
— Потому что я ничего о нем не знаю.
Он опять стал повторяться и в отчаянии даже заломил руки. Николя решил немного помочь ему.
— Ваши слова, господин начальник тюрьмы, все больше и больше удивляют меня. Как это вы, отвечающий перед королем за эту тюрьму, можете утверждать, что ничего не знаете об узнике, помещенном сюда под вашу ответственность?
— Тем не менее это так.
— Надеюсь, вы понимаете, что такой ответ не может меня удовлетворить. Для начала скажите, как его звали?
— Не знаю.
— Причина его заточения?
— Не знаю.
— Невероятно! Хорошо, начнем с самого начала. Когда он поступил к вам и что вы записали в тюремной книге? Я жду от вас четких и подробных ответов. Ибо мне придется давать отчет начальнику полиции о том, что произошло в тюрьме Фор-Левек, и в точности передать ему все, что вы изволите сообщить.
Опустив взор, Мазикур закашлялся.
— Я мало что знаю, господин маркиз, и вряд ли смогу вам быть полезным.
— И все же что еще вы можете мне сказать?
— Узник был доставлен в Фор-Левек в ночь на 5 января 1777 года. Если быть точным, в три часа утра.
— А в этот час вам часто привозят узников?
— Разумеется, нет… Мне предъявили «письмо с печатью».
— Кем оно подписано? Вы сохранили его?
— Нет… Подпись была похожа на подпись министра королевского дома. Письмо у меня забрали. При виде этого приказа все существо мое возмутилось, тем более что привезли узника в столь необычный час. Но что я мог поделать?
— Кто его привез? Полицейские, караульные?
— Честно говоря, не знаю. Люди в черном под руководством субъекта в синем плаще.
— И ваша обычная прозорливость велела вам ни во что не вмешиваться и не проверять полномочия неизвестных.
— У меня времени не было.
— К вам часто помещают узников по «письму с печатью»?
— С тех пор как я руковожу этой тюрьмой, не было ни одного. К нам привозят игроков, должников или актеров. У нас спокойное и мирное заведение.
Руководимое, подумал Николя, человеком, чьи менее чем средние способности как нельзя лучше соответствуют царящему здесь благодушию. Интересно, почему в столь блаженном месте очутился узник, считавшийся, судя по всему, государственным преступником, чье инкогнито, в соответствии с высочайшими повелениями, желали сохранить?