На глазах Рузаева выступили слезы.
— За что боролись, Алеха? — прошептал он.
— Тебе люди цирк показывают, а ты недоволен, — успокаивающе произнес Зворыкин.
— Неужто для того я столько чужой и своей крови пролил, чтобы эти сволочи за кильками ныряли?
— Ты же фронтовик, тебя ли учить, что бывает временный отход перед наступлением?
— Отход… отход, — волнуется Рузаев и вдруг с воем кидается к бассейну…
Зворыкин успел перехватить его и оттаскивает подальше от греха.
— Ослабли нервишки! — раздается знакомый голос.
Придерживая простыню у левого обнаженного плеча, за ним стоит Кныш.
— А, Кныш! — приветствовал Зворыкин своего бывшего соперника. — Ты еще жив?
— Как видишь!..
— Сто лет не видались! — вяло проговорил Рузаев.
— Не узнаю тебя, — говорит Кныш Рузаеву, — ты вроде был не из хлюпиков.
— О чем ты?
— Недавно один хиляк, член партии, не выдержал всего этого, — Кныш кивнул в сторону резвящихся нэпмачей, — и сам себя к вышке приговорил. И не понял, дурак, что это выстрел — не в себя, а в партию.
— За меня можешь не опасаться, а глядеть — противно!
— А мне приятно! — улыбнулся Кныш. — Люблю видеть врага в лицо. Всех этих фабрикантов, торгашей, биржевиков. — Кныш светло и твердо смотрит на появившуюся из воды цветущую рожу с сардиной в зубах.
А Рузаев отворачивается — нет у него сил глядеть на такое…
Зворыкин, распаренный, чуть усталый, возвращается домой. Он входит в комнату и не узнает ее. Не то чтобы она уж так сильно изменилась, но занавеси на окнах, абажур на лампе, а главное, множество цветов необычайно украсили спартански голое жилье. Но еще более неузнаваема Зворыкину прекрасная женщина, завитая, надушенная, с алым ртом и шелковыми ножками.
Банные принадлежности посыпались из рук директора. Он схватил Саню за руку и потащил к умывальнику Нагнув ее голову под кран, он принимается яростно смывать косметику с ее лица, льет воду на прическу, развивая созданные горячими щипцами кудри. Саня вырвалась и убежала в спальню. Зворыкин настиг ее, но в руках у него оказалась лишь часть Саниного платья, а сама она вновь ускользнула.
Но вот Зворыкин поймал ее и, как Саня ни отбивалась, притащил в ванную, окунул. Саня плачет, воет, пытается вырваться, но тщетно — железная рука Зворыкина не отпускает ее…
Моторный цех. Поздний вечер. Здесь Зворыкин, инженеры, группа рабочих.
— Послушайте, Марков, — обратился к старому инженеру Стрельский. — Наш друг Рубинчик сделал гениальный расчет рамы.
— Сомневаюсь.
Стрельский показывает Маркову расчеты, и тот от души пожимает руку Рубинчику. Входит Зворыкин.
— Товарищ директор, посмотрите, какой изящный расчет, — сказал Марков.