Вернувшись, Рысин заволок ящики в дровяник, взял гвоздодер и осторожно поддел верхние рейки самого большого ящика. Гвозди отошли с протяжным скрипом. Сверху лежала тонкая неровная плита известняка, какими хорошие хозяева выкладывают обыкновенно дорожки в оградах. Рысин отшвырнул ее в сторону — плита разлетелась на куски. Под ней обнаружился всякий мусор — деревянные обрезки, стружка, ветошь. Раскидав все это по дровянику, он вскрыл другой ящик, третий — то же самое. В четвертом вместе с разным хламом лежал ржавый четырехрогий якорек и обломок багетовой рамы.
Чертыхнувшись, он запустил якорек в стену. Два рога мягко впились в доски, якорек прилип к стене…
Рысин прошагал в комнаты, лег на незастланную постель лицом в подушку. На участливые расспросы жены отвечать не хотелось.
Он поднял голову, ткнул пальцем в белую бязь наволочки — на подушке образовалась ямка. В эту ямку он поместил пулю, извлеченную из сиденья пролетки. Рядом положил другую, ту, которой был убит Свечников. Взяв с тумбочки лупу, навел на них. Пули были совершенно одинаковы. Они дрогнули, поплыли, растекаясь в стекле, потом снова замерли. Левая была предназначена ему, Рысину.
«Кто же стрелял из окна?»
Рысин встал, сел к столу, достал записную книжку с надписью «Царьград». Пристроив ее на колене, написал вверху страницы: «Якубов». Остальных действующих лиц обозначил начальными буквами их фамилий, а Лизу Федорову — двумя буквами: «Л.Ф.». Все буквы он расположил полукругом, на некотором расстоянии друг от друга. Затем, используя стрелки и условные значки, стал строить схему.
Стрелки пересекались — сплошные и пунктирные, означающие меньшую вероятность. Значки и даты событий ложились на страницу связующими звеньями.
В рисунке была та логика обстоятельств, которую все время затемняли всякие мелочи. Машинистка Ниночка со своим «ремингтоном», летящий над городом тополиный пух, гудки уходящих на восток эшелонов и орудийный гул на западе, платок с двойной каймою на плечах у Лизы, синяя — почему именно синяя? — тетрадь-дневник Сережи Свечникова — весь этот невнятный и вместе с тем удивительно значительный язык жизни уступил место ясному, строгому коду геометрических фигур, цифр и стрелок.
Особенно много стрелок — сплошных и пунктирных — сходилось к человеку, которого Рысин обозначил буквой «икс»…
Переодевшись в штатское, он отправился в город.
Желоховцева он нашел возле главного университетского подъезда, где тот вяло распоряжался погрузкой книг на подводы. Погрузка книг — дело нехитрое, особых указаний не требующее, и видно было, что Желоховцев занялся им от тоски.