Аркдейл опустил глаза и заглянул девушке в лицо. Оно по-прежнему двоилось.
— Ты имеешь в виду?..
— Мы скажем, что вы меня обесчестили, сэр. Как вы, несомненно, и сделаете, когда придете в себя.
— Ты… ты же девственница?
Она простодушно уставилась на него.
— О да, сэр.
— Должны быть… следы.
— Не обязательно, сэр. К тому же у меня есть план.
Она спрыгнула с него, как будто он был жеребцом и она на нем скакала. Подошла к камину, взяла накрытую корзинку, которая стояла рядом, и водрузила ее на стол. Затем сняла салфетку и достала маленький пузырек с темной жидкостью, запечатанный пробкой. Она держала его большим и указательным пальцем. По случайности, он оказался прямо между глазами Аркдейла и пламенем свечи на столе.
Два языка пламени, два пузырька, разумеется, и в середине каждого тусклая красная искра.
— Пару капель на простыню, сэр, и прощай моя девственность.
— Но как ты догадалась?..
— Шшш, сэр. Не говорите так громко. Девушка должна быть предусмотрительна.
Она вернулась в кровать и откупорила пузырек. Аркдейл лежал, раскинув ноги, в скомканной рубашке. Девушка брызнула несколько капель красной жидкости между его бедер.
— Ну вот, сэр, — она села рядом и взяла его за руку. — Остался всего один штрих, и готово.
Гарри нахмурился.
— Один штрих? Какой же?
Она широко разинула рот, обнажив почерневшие зубы, и завопила.
В первую ночь на Уайтбич-Милл Холдсворт спал плохо, его конечности с трудом помещались на маленькой кровати в стенной нише. Он отдал Фрэнку большую из двух комнат наверху, единственную с приличной кроватью. Фрэнк находился всего в нескольких футах, по ту сторону перегородки из дранки и штукатурки. Кровать скрипела под ним, когда он ворочался.
На рассвете, когда маленькую комнату наполнил свет, Холдсворт неожиданно вспомнил дом на Банксайд рядом с Козьей пристанью. Окно его комнаты выходило на сад, за которым располагались мельничный пруд и мутная зеленая река, почти ручей по сравнению с лондонской Темзой. Некая игра отражений создала на потолке спальни неясное дрожащее изображение бегущей воды. Жалкий и зыбкий феномен по сравнению с мерцающим светом, отблесками Темзы. И все же он связывал «там» и «здесь», «тогда» и «сейчас».
Джорджи и Мария стали такими же зыбкими, как свет. Несколько минут кряду ему казалось, что они удаляются, одновременно реальные и нереальные, как любимые персонажи в пьесе, а не дорогие сердцу мертвецы.
Холдсворт рано встал, оделся и пересек маленькую лестничную площадку в одних чулках. Он заглянул к Фрэнку. Юноша лежал на спине, закинув руку под голову, и, казалось, крепко спал. Он выглядел таким молодым, таким уязвимым. Холдсворт раньше не замечал, насколько безупречны его черты. В Барнуэлле Фрэнк считался сумасшедшим и выглядел соответствующе. Спящий в Уайтбиче, он казался взрослым ребенком.