— Ладно.
— А эта работа важна. Та схема ускорения потока газов электромагнитным полем, над которой я работаю, может дать значительное увеличение движущей силы, если удастся добиться…
— Ладно, — прервала она.
Он прислонился к дверной раме. В динамиках струны выводили нежное восходящее арпеджио.
— Ты сердишься.
— Нет, милый. Не сержусь, — мягко ответила она. — Злиться — значит кричать. А мне просто не очень приятно, ведь ты, считай, исключил меня из самого интересного. В самом деле, посмотри на себя. Ты сейчас весь веселый и радостный, я тоже хочу так. Я хочу прыгать, размахивать руками и говорить о том, как все замечательно. Но те накопления были нашей финансовой подушкой. Тебе все равно, ты потратил наш НЗ, а если нам вдруг обоим станет все равно? Первая же нештатная ситуация, и мы пойдем по ветру. Мне нравится, как мы сейчас живем, поэтому сейчас мне приходится быть тем, кто волнуется, не одобряет все это и не в восторге. Ты сваливаешь на меня роль взрослого. Я не хочу быть взрослой. Я хочу, чтобы мы оба были взрослыми, и тогда мы бы вместе смогли бы быть детьми иногда.
Она взглянула на него и пожала плечами. Черты её лица стали казаться острее, чем на момент их встречи. В темных волосах появились сединки. Когда она улыбается, он чувствует, как его сердце оживает.
— Может… я слегка переборщил. Просто увидел и решил, что мы можем себе её позволить.
— И ты сорвался с места, не подумав, что из этого получится. Потому что ты — Соломон Эпштейн, самый серьезный, сверхорганизованный и последовательный человек из тех, кто когда-либо принимал важные решения в жизни, следуя простому порыву.
Если бы не теплота и веселость в ее голосе, эти слова звучали бы как упрек, а так в них была лишь любовь.
— Все же я милый, — пробормотал он.
— Ты восхитителен. И я хочу, чтобы ты мне рассказал все, что собирался, про свою покупку, что бы это ни было. Только сначала пообещай мне, что в следующий раз ты постараешься думать о будущем.
— Я обещаю.
Они провели вечер вместе, говоря о мощности и эффективности, о выбросах массы и о множителях ускорения. А когда Сол закончил рассказывать, они поговорили о том, что следует ответственно спланировать свою старость и посоветовались, не пора ли обновить завещания. Соломон и Кэйтлин словно извинялись друг перед другом, и он надеялся, что разговор пойдет в том же ключе, после того, как она узнает, во сколько им будет обходиться содержание яхты. Это будет новый этап битвы.
Днями он, как обычно, работал вместе со своей командой в группе по проектированию реактивных двигателей, а ночами сидел перед мониторами в их норе, занимаясь собственными изобретениями. Кэйтлин запустила проект в сети вместе с группой из Лондрес Нова, в котором обсуждалось, каким образом организации наподобие «Квиковски» могли бы остановить накалившеюся ситуацию между Марсом и Землей. Когда он слышал ее разговоры с остальными о пропаганде, расхождении в вопросах морали и каких-то других псевдо правдивых непонятных вещах, она то и дело упоминала литий, молибден, а теперь еще и вольфрам. Все остальные темы были важны, интересны, познавательны и обстоятельны, но если им не удастся урегулировать спор за права на обладание рудными залежами, то можно было перепробовать все, но так и не решить проблему. Сола охватывала гордость за нее каждый раз, когда она так говорила. Издержки гуманитарного образования трудно преодолевать, но Кэйт замечательно с этим справлялась.