Согласно подробному отчету Хесса об этой встрече, Гиммлер объяснил ему, что выбрал Аушвиц «из-за его близости к различным коммуникациям и потому, что место легко могло быть изолировано и замаскировано». Он говорил, что в Аушвиц приедет Эйхман, чтобы дать ему секретные инструкции о том, какое оборудование должно быть установлено. Хесс оставил полный и правдивый отчет об экспериментах, за которые отвечали они с Эйхманом и которые привели к сооружению газовых камер следующей зимой. К весне 1942 года организованные убийства стали обычным делом в Аушвице; в период испытаний использовали русских военнопленных. «Убийства… не слишком беспокоили меня в то время, — писал Хесс. — Должен даже признаться, что отравление людей газом успокаивало меня». Хесс не получал удовольствия от жестокой бойни, вызванной другими формами убийства, а Гиммлер предупредил его о том, что вскоре прибудут новые вагоны депортированных евреев.
Предполагали, что Гиммлер намеренно выбрал лагерь в Польше в качестве основного центра геноцида, «чтобы не загрязнять немецкую почву уничтожением такого количества нечистой плоти». В Польше были организованны и другие центры массового уничтожения, такие, как Треблинка. Однако у Аушвица была двойная задача: обеспечить рабочей силой заводы по производству синтетического угля и резины, построенные в этом районе компанией «I. G. Фарбен Индустри», и в то же время готовиться к массовому уничтожению людей. Хесс, гораздо больше обеспокоенный исполнением приказа об убийствах, чем отправкой рабочих на фабрики, расположенные на некотором расстоянии от лагеря, нанес визит коменданту Треблинки. «Он был главным образом озабочен ликвидацией всех евреев Варшавского гетто. Для отравления он использовал одноокись, и я не думаю, что его методы были очень эффективны», — писал Хесс после войны.
Огромное количество документов — показаний бесчисленных свидетелей, бесконечные протоколы допросов, проводимых до и во время военных судебных процессов — стало основой для исследования фактов уничтожения людей и концлагерей в разгар войны. Из этих ужасных историй, которые мало кто читал — лишь некоторые ученые и исследователи, — вырисовывается полнейшая неразбериха, в которой проводилась эти кровавая бойня. Администраторы, такие как Эйхман и Хесс, под конец уже совершенно не могли контролировать мошенников и садистов, от которых зависело проведение работы в лагерях, отбор и уничтожение жертв и массовая кремация тел. Элита СС, жившая в казармах или квартирах неподалеку, не принимала участия в этих акциях или, насколько могла, оставалась равнодушной к тому аду, который сама создала и который должна была поддерживать. Физический контроль над пленниками перешел к «капо» — закоренелым преступникам или предателям-заключенным; их надзор был гораздо более жестоким, чем СС, чей боевой дух ослабел в нарастающем хаосе, когда военные события обернулись против нацистов. И над всей этой пучиной страдания сидел за своим столом Гиммлер и делал то, что считал своим долгом в обстоятельствах растущего напряжения и сложности.