— Говори! Ян, запоминай!
Название клуба лично мне ни о чем не говорило, я подумала, что, видимо, придется поискать его координаты в Инете. Только бы клуб не оказался таким же закрытым, как этот массажный салон!
— Туда вход свободный или по звонку? — спросила я у Зафира.
— Я не знаю.
— Ладно, войдем. Получается, ты вообще ничего не знаешь? Об Эрике, об Анжеле? Обо всей этой истории с ее исчезновением?
— Мои взрослые дети живут сами по себе, — серьезно ответил темнокожий массажист. — Я забочусь о них, пока они маленькие, надеясь, что в старости они позаботятся обо мне.
— Поэтому у тебя их так много. Хочешь получить десять стаканов воды, а не один, когда будешь на смертном одре. А ты, оказывается, жадный, Зафир.
— Почему жадный? У нас так принято. Много детей — много счастья. Я в семье восьмой, и не последний ребенок. И у меня тоже еще будут дети. И вы могли бы иметь много детей, — внимательно посмотрел на меня Зафир.
— Бог не послал.
— Потому что вы не старались. Я вам как врач говорю: вы здоровы.
— Мы не мое здоровье пришли обсуждать, — сердито сказала я. — И, между прочим, все началось здесь, в этом массажном кабинете. Точнее, в бассейне. Твоя дочь превысила свои должностные полномочия. Она разбила семью, катая Иван Иваныча на себе по бассейну, — жестко заявила я.
— Я говорил Анжеле, что не надо выходить за этого старика, — сказал вдруг Зафир. — Я сразу был на вашей стороне, Зинаида Андреевна, но дочка не слушалась. Вся в мать. — Он покачал кудрявой головой. — Я потому и ушел от нее, от первой своей жены. Только о деньгах и думала. А делать ничего не хотела. Даже детей рожать не хотела, зачем мне такая жена? Вы, русские, странные. Не понятно, чего вы ищете, чего от жизни хотите? Вот и Анжела была такая же. Вообще не думала, что делает. С работы ушла. Надоело, говорит. А она мне хорошо помогала. Клиент на нее шел. А какие давали чаевые? — Он поцокал языком. — Бросила все, ушла. Надоело, говорит, сама хочу пальцем указывать, чтобы меня по бассейну катали. Хочу быть такой же, как Зинаида Андреевна. Очень она вас уважала.
— Не говори ерунды! — возмутилась я.
— Святая правда! — разгорячился Зафир. И вдруг перекрестился: — Истинный крест!
— Ты что, православный?! — подпрыгнула я.
— А как же. Я человек верующий. Россия — моя вторая родина. В храм хожу, исповедуюсь, причащаюсь.
— И как на тебя смотрят прихожане? Особенно старухи?
— Привыкли, — улыбнулся он. — Помогают даже. Подсказывают, что и как. Я и молитвы знаю, — с гордостью сказал он. — «Отче наш», «Богородица, Дева, радуйся!».