Дамы при этом ужаснулись и заохали, а на устах графини промелькнула лишь снисходительная улыбка. Как и положено в триллере, Элеонора поиграла на нервах у бедного Помпейо, предлагая мужу нанести удар то в область ног, то живота и даже шеи безумца. Когда супруг был уже готов рубануть саблей, а Помпейо, спасая жизнь, выскочить из корзины, Элеонора остановила мужа под предлогом, что ей жалко платьев, дескать, когда купишь новые, тогда и руби старые сколько душа пожелает. Затем она спровадила супруга на прогулку, а Помпейо отпустила.
Несчастный влюбленный затаил обиду на Элеонору и решил отплатить ей той же монетой. Он распустил слух, что смертельно болен, дни его сочтены, и с помощью своей сестры Барбары заманил Элеонору к себе домой. Воспользовавшись ее беззащитностью, он овладел ею, а затем потешился, выставив перед друзьями лежащей на кровати в обнаженном виде и разрешив прикрыть лишь лицо. Удовлетворив жажду мести, он в дальнейшем сделался ее любовником и всякий раз пользовался отлучкой ее мужа.
— Ужасно жаль Элеонору! — чуть не плача, воскликнула Стелла, сестра графини. — Он обесчестил ее, а потом сделал своей любовницей, не иначе как под угрозой огласить ее позор. Может ли кто взять себе огонь за пазуху, чтобы не прогорело его платье?
— Сколько лет было супругу Элеоноры и как он выглядел? — спросила, потупив взор, фрейлина Джульетта, муж которой не навещал ее уже год, находясь на службе у герцога Флоренции. — Наверное, он был стар и уродлив?
— Я прочитала все, что написано, ничего не утаила.
— Что скажешь, Луиджина? Равнозначна месть Помпейо поступку Элеоноры?
— Беззаконного уловляют собственные беззакония его, и в узах греха своего он содержится; он умирает без наставления и от множества безумия своего теряется.
— А как ты относишься к тому, что произошло потом с Элеонорой? Может, ей стоило рассказать обо всем мужу и больше не грешить, не прелюбодействовать с Помпейо? — Катарина пристально посмотрела на Луиджину, и та, не выдержав, отвела взгляд.
«Это неспроста! — подумала я. — Похоже, есть что-то очень важное, чего я не знаю».
— Добродетельная жена — венец для мужа своего, а позорная — как гниль в костях его, — деревянным голосом произнесла Луиджина. Ее мысли мелькали, как столбы на автомагистрали, и их невозможно было ухватить.
В аббатстве Святого Меркуриале стал бить колокол, отсчитывая часы.
— Nona. — Это соответствовало трем часам дня.
В комнату вошел слуга и сообщил, что со срочным посланием от миланского герцога прибыл сеньор Тибальди и нижайше просит, чтобы графиня его приняла.