- Рон, нам страшно, но раз уж мы сидим у него в подвале, чего нам еще бояться?
- Да, плохо все, - подытоживаю я. - И со Снейпом нельзя, и без него никак! Ну почему все время он!
- Да, - мечтательно вторит мне Рон, - хоть бы Малфой старший для разнообразия нарисовался! Или там Нотт… Макнейр бы предложил что-нибудь…
О, Мерлин, мы неисправимы, нам опять смешно. И мы смеемся, курим, опять пытаемся что-то обсуждать, но все, что важно, уже сказано, а ничего нового мы придумать не можем. Ужинаем, представляем себе последствия неразумно данного Непреложного Обета, опять спорим, но ни к какому решению не приходим. Время уходит…
Снейп не появляется ни вечером, ни на следующий день. Мы определяем время суток исключительно по тому, что видим на столе. Блейки исправно снабжает нас сигаретами, не уставая рассказывать про пыфф-пыфф. Мы измаялись. Исподволь эта неопределенность начинает разъедать наше умиротворенное спокойствие, мы опять пытаемся ругаться, но выходит как-то вяло. Как только кто-то из нас предлагает принять хоть какое-то решение, кто-нибудь другой вновь начинает перечислять, причем очень разумно, почему этого делать не стоит. И все опять начинается по новой. Мы ходим по кругу. И когда Блейки приносит нам ужин, уже третий ужин в подвале Снейпа, я безумно рад тому, что еще один день заканчивается.
Мы укладываемся, свет меркнет, но я отчего-то долго не могу заснуть. Наверное, я уже выспался. Или нет, мне просто неспокойно. В подвале совершенно тихо, я слышу легкое, едва различимое дыхание Гермионы, мерное сопение Рона, факел мерцает едва-едва, так что тени по углам подвала окутывают нас почти полностью. Конечно, Снейп специально это сделал. Он хотел, чтоб мы мучались. Не от голода или жажды, а вот от этой неопределенности и невозможности хоть что-то сделать. И если он не появится еще несколько дней, мы начнем потихоньку сходить с ума, думать о том, что он затеял, почему бросил здесь, не передумал ли помогать нам, появится ли вообще или забудет здесь на годы. Рон прав, это страшный человек, он играет с нами, и только он определяет правила. Он не предоставил нам никакого выбора. И я опять, как и в наш первый вечер здесь, решительно настроен сказать ему нет. И пусть он делает, что хочет.
Я ворочаюсь очень долго и засыпаю, наверное, уже под утро, если оно, конечно, здесь когда-нибудь наступает. И просыпаюсь, словно от резкого толчка. Я открываю глаза и уже знаю, что увижу. Потому что прямо напротив нас, в том же самом кресле, сидит, положив ногу на ногу, Снейп и неотрывно смотрит прямо на меня. И заметив, что я открыл глаза, некоторое время просто наслаждается растерянностью и неуверенностью, отразившейся на моей заспанной физиономии, а потом тихо и вкрадчиво произносит: