После смерти астролога его сын продолжил работать над натальной картой Ошо. Сын астролога был весьма озадачен и наконец объявил, что ребенок каждые семь лет будет находиться под угрозой смерти и почти наверняка погибнет в возрасте двадцати одного года. Естественно, эти предсказания обеспокоили родителей Ошо и всю их семью. Но, как указывает Ошо, астрологи были в какой-то степени правы. Седьмой, четырнадцатый и двадцать первый годы жизни стали периодами, когда Ошо все ближе и ближе сталкивался со смертью.
Говоря о своем первом, самым глубоком переживании смерти, Ошо рассказывает:
«В возрасте семи лет я выжил, но глубоко прочувствовал смерть, не на себе, но на примере деда с материнской стороны. Я был так привязан к нему, что его смерть показалась сродни моей собственной. При приближении смерти мой дедушка утратил речь. Мы в нашей деревне целые сутки ждали, что будет дальше. Однако никаких улучшений не наступило. Я помню, как он старался что-то сказать, но не мог. Он хотел что-то сказать, но не смог произнести этого. Вот нам и пришлось везти его в город на запряженной волами повозке. Медленно, одно за одним, его чувства начали сдавать. Он умер не сразу, но медленно и мучительно. Сначала отказала речь, потом слух, затем он закрыл глаза. Сидя рядом с ним в повозке, я наблюдал все очень близко, а нам предстоял путь в тридцать два километра… Все происходившее тогда было выше моего понимания. Эта смерть была первой, свидетелем которой я стал, и я даже не понимал, что он умирает… Медленное угасание его чувств и сама его кончина глубоко врезались в мою память».
Для Ошо вместе с уходом любимого дедушки рухнул весь мир. Ошо продолжает описывать то, как он чувствовал себя после его смерти:
«Когда он умер, мне казалось предательством принимать пишу. Да, мне просто не хотелось жить. Я ощущал, хотя и по-детски, что произошло нечто очень значимое. Три дня я просто лежал. Я просто не вставал с постели. Я повторял — если он умер, я тоже не хочу жить. Я остался жить, но в эти три дня я сам пережил смерть. Я как бы умер, и я пришел к пониманию — теперь я могу сказать относительно того раза, что это было смутное переживание, — я как бы почувствовал, что смерть невозможна».
Эта смерть повлекла за собой еще одну глубокую перемену в Ошо как в отдельной личности — разрушение горячей, глубоко личной привязанности принесло свободу, возможность быть единственно самим собой — и быть одиноким. Ошо утверждает:
«Смерть взглянула на меня до того, как началась настоящая жизнь. В самом начале моей жизни была разрушена сама возможность того, что кто-то станет для меня важней меня самого. Первоначально существовавшая ценность была низвергнута… Само понятие существования в одиночестве завладело мной в возрасте семи лет. Одиночество стало моей природой. Его смерть навсегда освободила меня ото всех видов человеческих привязанностей. Его смерть стала для меня смертью всех связей. С тех пор я не мог завязать с кем-либо хоть сколько-нибудь прочных уз. Как только мои отношения с кем-либо становились слишком близкими, на меня падал взгляд смерти».