Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев (Кожухаров, Пфёч) - страница 14

– Н-да… – задумчиво протянул Эрнст. – Не теряй сил, и тогда Ла-Яна будет знать, что с тобой делать.

Они снова расхохотались.

– Ну вот, стало получше.

– Естественно, Дори, ведь тебе всегда становится лучше, когда речь заходит о бабах.

– Ты не понял, Эрнст, – Дори вяло отмахнулся. – Я хотел сказать, что всем нам стало лучше. Мы разговариваем друг с другом, рассказываем дурацкие анекдоты, подкалываем друг друга. Понятно, о чем я говорю? Обмануть самого себя, чтобы отвлечься от дум. Размышления – это полная бессмыслица. Размышления и военная служба – несовместимы. Кто может или даже должен думать – самый несчастный человек. На службе всегда за тебя думают другие. А тебе остается только делать то, что они придумали. Сверни-ка, Эрнст, мне еще одну. Хочу я вам рассказать историю, что-то вроде военной философии.

Мой инструктор в Лихтерфельде был высшим проявлением лейб-гвардейца. Как говорится: «В частной жизни – я приятный человек и только на службе – свинья. Но я всегда на службе!» Этот эксперт в области муштры потом, когда я вез его домой в отпуск из Белгорода в Харьков, рассказывал мне, за что он ценит акробатику на казарменном плацу. В центре его рассуждений причудливым образом оказался индивидуум. Только представьте себе: «ЛАГ» и личность! Смеетесь? Я тогда чуть не поперхнулся. Но слушайте дальше, как он рассуждал: «Посмотри-ка, однажды ты окажешься там и познакомишься с казарменным двором. Нос твой будет лежать в грязи, и ты чешешься, словно обожженная солнцем собака. Выжатый как лимон, пустой, рассчитавшийся с миром и с Богом. А потом сквозь грязь и пот ты видишь пару начищенных сапог и слышишь проклятый голос, и этот голос бьет тебя сильнее, чем пинок в задницу: «Ну, вы, герои. Вы, гордость нации! Разве я что-нибудь говорил про отдых?» И ты хочешь вцепиться этому в начищенных сапогах в глотку, набить ему морду, а с тобой и твои друзья, которые видят сапоги только снизу. И ты видишь – это первый номер! Ты и твои товарищи слились воедино в бессильном бешенстве по отношению к сапогам и голосу. Вы, бедные казарменные дворовые свиньи, становитесь единым целым в поту, проклятиях, ненависти и молитвах. Всё, что было раньше, – стерто. Воспитание, образование, богатство или бедность, жир и худощавость, ум и глупость».

Дори прервал рассказ и поправился:

– Нет, жир – это неправильно. В любом случае жирных в «ЛАГе» я еще не видел. «Сапоги и голос, что они хотят, то вы и делаете: не раздумывая, без причины, без понимания. Ваши действия – автоматические, все происходит независимо от вашего желания, вопреки вашей воле, до тех пор, пока вы еще можете дышать. Вы не думаете – вы повинуетесь! Вашего прежнего «я» уже нет. Чем меньше вы думаете о прошлом, о цивилизации, о гуманистических идеалах, тем меньше вас придется переучивать для автоматического действия, инстинктивного рефлекса, непоколебимой тупости – тем больше ваш шанс выжить!»