Они подумали, что в обычной жизни она была проституткой.
Если это не так, то где она смогла научиться всем этим штукам? Только увидеть ее в «деле» было то же самое, что провести месяц в китайском борделе. Она не могла не быть проституткой.
Поэтому они решили, что лучшим способом напасть на след рыжеволосой проститутки в славном городе Калузе будет обход местных «топлес-клубов».
Таковы были их соображения, которые привели их в «Голую правду» в 22.30 в ту субботнюю ночь.
В ту субботу в половине одиннадцатого вечера Мэтью и Сьюзен танцевали под оркестр, называющийся «Оливер Лейн и Золотые». «Золотыми» были четырнадцать музыкантов, специализировавшихся на исполнении мелодий сороковых годов, известных как «Золотая старина». Мэтью и Сьюзен танцевали под «Звездную пыль» в аранжировке Арти Шоу, хотя в оркестре Оливера Лейна не было партии скрипки.
Люди, каждый декабрь устраивающие «Бал Снежинок», не догадывались, что за последние десять лет в Калузе собралось множество молодых людей, для которых «Золотой стариной» были мелодии пятидесятых и даже шестидесятых годов. Когда «Оливер Лейн и Золотые» заиграли «Мне кажется, я слышал эту песню прежде», никто из этих юнцов прежде этой песни не слышал.
Жизнерадостные старички, которые организовали это ежегодное мероприятие в пользу Американского общества борьбы с раком, воображали, что все будут просто в экстазе от танцев под «Фалды фрака», «Я кричу тебе», или «Песнь Индии», или уж точно — под «Парад лосей», которые, если по совести сказать, никто из присутствующих, кроме Оливера Лейна и его «Золотых», не знал. Они уже исполнили все эти мелодии сегодня вечером и сейчас играли «Звездную пыль». Мэтью крепко прижал Сьюзен, а она подумала, что здесь собрались очень симпатичные и милые люди.
Все действительно выглядело мило и симпатично. Для этого случая был арендован большой бальный зал «Калуза Хайетт» (с видом на сверкающий Мексиканский залив, как говорилось в рекламе этого отеля в «Нью-Йоркер»), а активистки Садового общества Калузы впечатляюще его украсили. Рождественская елка размерами не меньше той, что вырастает в «Щелкунчике», красовалась во всем своем великолепии у дальней стены зеркального зала, отражаясь в мириадах сверкающих огней, дополненных несколькими зеркальными шарами, вертящимися над головами танцующих и отбрасывающими разноцветные блики на пол и окна, выходящие на Мексиканский залив. Залив не был сверкающим, а скорее темным и зловещим. Небо затянуто облаками, обещая дождь, нечастый в декабре. Но в зале все сияло и сверкало.