Как только лучи на удивление теплого, хотя и по-зимнему бледноватого солнца пробились в их комнату, полковник сам разбросал баррикаду и приказал казакам готовиться в путь.
Умываясь внизу, у небольшого бассейна, у которого стояли бочки с водой, послы сумели заглянуть в конюшню и убедиться, лошади их на месте и преспокойно жуют овес. Еще больше они удивились, увидев перед собой возродившегося из небытия хозяина заезжего двора. Воздав хвалу Аллаху за то, что тот подарил его дорогим гостям «ночь сладких снов», старый турок пригласил их всех позавтракать в его ресторанчике, где казаки смогут найти все то, чем в Крыму обычно угощают самых именитых постояльцев.
— Ахмет-ага, — обратился к нему Хмельницкий по-турецки. — Вы служили здесь, в украинских степях. Я же был в плену в Турции, неподалеку от Стамбула. Мы с вами старые солдаты, и можем поговорить так, как способны говорить только старые солдаты. Что у вас здесь происходит?
Турок поставил на стол перед казаками два кувшина вина и едва заметным движением глаз указал Хмельницкому на окно, из которого видны были мающиеся у ворот охранники.
— Сколько их там? — вполголоса спросил турок, чтобы его не слышали ни казаки, ни слуги.
— Двое.
— А вечером было шестеро. И ночью весь мой постоялый двор был оцеплен аскерами Сулейман-бея. Однако ночь развеялась, и эти двое уже не стражники у ворот тюрьмы для обреченных, а почетный караул у двери, за которой почивает высокий гость из Сечи, из Дикого поля.
— Значит, Сулейман-бей все-таки испугался гнева перекопского мурзы? — незаметно вложил в открытую ладонь турка две серебряные монеты.
— Не мурзы, а самого хана, Ислам-Гирея, которому нужен союзник не только против Польши, но и против Турции.
— Вас как турка не пугает, что я могу стать союзником Ислам-Гирея против Блестящей Порты?
Турок загадочно улыбнулся и, оглянувшись, нет ли кого поблизости, ответил.
— Мой отец был таким же славянином-русичем, как и вы.
— Тогда многое становится понятным. Оказывается, мы стоим еще ближе друг к другу, нежели я предполагал.
— Не стану долго пересказывать историю о том, как он оказался в Турции, принял ислам и женился на турчанке. Тем более что он и сам не очень-то любил вспоминать о днях своей молодости…
Их разговор был прерван появлением Перекоп-Шайтана и Корфата. Татары выглядели мрачными и крайне усталыми. Лица опухли от побоев, на руках у Корфата виднелись следы ожогов.
Усаживая их за тот же стол, за которым сидели казаки, Хмельницкий и Ахмет-ага многозначительно переглянулись. Они так ни о чем и не спросили у татар, но обоим было ясно, что эта ночь оказалась для ордынцев куда страшнее, чем для казаков.