Оседлав коней, степные рыцари направились к воротам. Хмельницкий первым выехал из караван-сарая, чуть не затоптав копытами своего коня одного из зазевавшихся стражников, которые смотрели на казаков с такой ненавистью, что, казалось, не только гнев хана, но и гнев Аллаха не способен был остепенить их. Однако теперь крымчаков оставалось всего двое, а казаки готовы были к схватке.
— Что бы там дальше ни происходило, а хозяин караван-сарая отныне наш союзник, — предупредил Хмельницкий Савура, когда постройки гостиницы скрылись за углом, а зловонная улочка, открывавшаяся впереди, показалась свободной и безмятежно-тихой. — На обратном пути обязательно остановимся у него. Как считаешь, Вечный Пленник?! — перешел он на татарский. — Примет нас Ахмет-ага на обратном пути?
— Военачальник Перекопа селит у него в основном тех гостей, которых готовит к утру убрать, — мрачно объяснил ему небесную благодать их спасения татарин. — Мне до сих пор не верится, что мы вырвались оттуда. Если бы не Карадаг-бей, сегодня на рассвете мы с Перекоп-Шайтаном уже восседали бы на кольях. Как ваши лазутчики. Вас, полковник, они тоже не пощадили бы.
— Хотелось бы знать, чем мы так прогневали Сулейман-бея.
— Да, в общем-то, ничем. Просто сераскир Тугай-бея рвался этой весной в поход на Южную Подолию, тщательно готовился к нему. А что теперь? Зачем ему терять своих аскеров в боях с поляками, не смея грабить украинцев, если он может безнаказанно грабить украинцев, не обращая внимания на поляков, которые, как правило, не очень-то спешат приходить на помощь воеводам своих южных земель.
— Мудро мыслишь, Вечный Пленник.
— Мудро мыслит Карадаг-бей, — честно признался Корфат. — Мои нечестивые уста всего лишь блекло отражают его мудрость.
Пыльные, заваленные всяческой нечистью улочки Перекопа становились все уже, а хижины на них — все более убогими и призрачными. Стайки замурзанных татарчат бросались прямо под ноги лошадей, пытаясь хоть что-нибудь выпросить у их всадников.
Старики-татары — из тех, что сумели выжить в десятках набегов на Украину — внимательно посматривали на чужестранцев из-за низеньких каменных оград, привычно оценивая, сколько можно было бы получить на рынке за их коней, сабли, луки, за них самих.
Однако Хмельницкий оставался совершенно равнодушным к тому, что происходило вокруг. Его застывшее, словно изваянное из светлого воска лицо, поражавшее своей непроницаемостью, становилось все более горделивым и надменным.
Мысленно полковник уже готовился к тому, чтобы вести переговоры с ханом на равных. Теперь Хмельницкий мог дать правителю Татарстана понять, что в то самое утро, когда он будет провозглашен гетманом Украины, а в его армию начнут вливаться полки со всех украинских земель, наполовину обезлюдевшее, истощенное собственными набегами Крымское ханство уже будет восприниматься казаками как вассальное Украине княжество.