— Лестные слова, гяур. Но пришел ты сюда как шакал, вслед за которым прибежит целая стая.
— Она действительно может прийти, если со мной что-то случится. Но мне этого не хотелось бы, — молвил Хмельницкий, и ответ его показался более дерзким, чем мог предполагать хан и присутствовавший при их беседе советник Улем.
Полковник почувствовал это. Однако ответ не был дипломатической оплошностью. Пока что он держался на приеме у хана так, как было задумано.
Только сейчас Ислам-Гирей вдруг с удивлением обратил внимание на то, что полковник говорит по-татарски. Причем с турецким произношением и совершенно свободно. Но еще больше он удивился, увидев, что полковник решительно взял со столика саблю и, взглянув на хана так, словно решал: броситься на него с этим оружием сию же минуту или выждать более удобного момента, — неожиданно поцеловал ее.
— Великий хан Крымского улуса! Я пришел к вам, чтобы говорить правду и слышать правду. Целуя эту саблю, я обрекаю свою голову на ее сталь. И пусть ее святая чистота станет подтверждением того, что все, что я говорю сейчас, действительно правда.
Ислам-Гирей был удивлен. Хмельницкий творил старинную, основательно призабытую ныне восточную клятву на оружии, которому клянущийся «вверял свою жизнь». Обычно эта клятва воспринималась татарскими аристократами старой закалки куда более убедительно, нежели клятва на Коране. Отступиться от нее было невозможно. Почему Хмельницкому известен этот ритуал? Откуда у него такие познания татарского языка и татарских обычаев?
Хан взглянул на советника. Тот продолжал удивленно смотреть на казачьего полковника, поражаясь его поведению не меньше, чем повелитель. Значит, все это полковник делает не по его наставлению, облегченно подытожил Ислам-Гирей, что в корне меняло отношение к гостю.
— Чего же ты хочешь, полковник?
— Войны.
Хан улыбнулся. Всякое ему приходилось слышать в этих стенах, но только не столь откровенного признания. На словах войны никто никогда не хотел. В этом заключался один из парадоксов дипломатии. О возможности войны старались вообще не упоминать, даже если войска и обозы уже снаряжены и похода не миновать. Каждый клялся в своем исключительном миролюбии, поскольку так было заведено.
— И против кого же пойдут твои полки, казачий воитель?
— Против армии короля Речи Посполитой.
Хан коротко, нервно рассмеялся и, погладив свою бородку, уставился на Хмельницкого, словно на заморскую диковинку.
— Разве для того, чтобы провести их на землю польского короля, тебе нужно пройти через Крым? Аллах подарил нашим предкам такой уголок Вселенной, на котором мы живем, никому не мешая, не преграждая кому бы то ни было пути к миру или войне.