— Берите десяток своих храбрецов — и за мной! Иначе мы застрянем здесь, как при осаде Ла-Рошели. Каждого, кто струсит, зарублю собственноручно.
— Понял, господин полковник!
Собрав возле себя четверых всадников и десяток пехотинцев, Гяур указал им на ближайшее окно.
— Зарядить мушкеты! Все готовы? Залп! А теперь за мной!
Взревев, словно раненый бык, он с копьем наперевес ринулся к дому, увлекая за собой лейтенанта и всех остальных, кто присоединился к нему. У самого окна конь его был смертельно ранен, однако прямо из стремени Гяур прыгнул на подоконник и, высадив остатки рамы, по телам убитых и раненых прорвался в соседний зал.
— Где комендант? — приставил он острие копья к горлу раненого кабальеро, осевшего на прогоревший, изорванный диван.
Тот едва заметным движением указал на лестницу, ведущую на второй этаж.
— Тогда веди, — подтолкнул его к лестнице полковник. А когда тот повиновался, упрекнул: — Кстати, с такой раной еще вполне можно было сражаться.
Испанец вряд ли понял его. Зажав окровавленной рукой плечо, он довольно бойко зашагал на второй этаж.
Шедший им навстречу солдат не сумел разглядеть в утреннем сумраке, кто там на лестнице. Но как только он остановился и что-то спросил проводника, Гяур ответил ему ударом копье-меча в горло и, обгоняя плененного испанца, ринулся дальше. Вслед за ним поднимались еще несколько проникших вовнутрь швейцарских рейтар.
Часовой, стоявший у двери коменданта, вскинул ружье, но, прежде чем он пальнул, Гяур успел отпрянуть за колонну. Присев, он осадил кабальеро выстрелом из пистолета и так, не разгибаясь, на острие копья, внес в кабинет дона Кастильеро офицера, выскочившего из приемной на выстрелы.
— Вы комендант?! — прорычал он, копьем сметая со стола два канделябра со свечами.
— Я, сеньор, — едва слышно пролопотал генерал, отступая за спинку своего кресла. Лица Гяур разглядеть не мог, зато обратил внимание, что оставшаяся без плюмажа непомерно большая лысая голова коменданта отражала сумрачный свет зари, словно неудачно сработанный сельским кузнецом стальной шлем.
Обезоруживая Кастильеро, князь слышал, как на первом этаже и в соседних комнатах источали стоны и проклятия дерущиеся, но все, что там происходило, уже, казалось, не интересовало его.
— С этой минуты вы — мой пленник, — вышвырнул он в окно шпагу дона Кастильеро. — Если пожелаете сразиться со мной, предоставлю вам такую возможность в Дюнкерке. Не возражаете, гнев Перуна?
— Кто вы? — спросил генерал по-французски.
— Полковник Гяур. Не приходилось слышать?
— Тот самый, что еще недавно находился в плену у генерала д’Арбеля?