Пес и в самом деле был самой что ни на есть дворянской породы — любой собачник поседел бы и рехнулся, пытаясь понять, сколько кровей в нем намешано и каких именно. В других обстоятельствах Иланги предпринял бы попытку угадать, и она бы его порядком позабавила. В других — но не сейчас. Сейчас важным было только одно: именно этого пса Иланги искал, повинуясь неумолимому зову.
То, без чего эльф не может жить. Часть его души, его внутренней сути. То, что зовется ларе-и-т’аэ.
— Тебе, прохвосту, не благосклонность нужна, а сардельки! — возразила торговка.
— Нет, сударыня, именно благосклонность! Но в форме сарделек!
Торговка засмеялась, махнула рукой — мол, что с тобой, проглотом, поделаешь! — наколола на двузубую вилку аппетитно шипящую сардельку и протянула старику с марионеткой.
— Держи уж…
Пес галантно раскланялся:
— Премного благодарствую, сударыня!
Он неторопливо принялся за сардельку. В толпе хохотали и восхищались.
— А ведь и правда ест! Вот ей-слово, ест, собака такая!
Сказать, взаправду ненастоящий пес ест настоящую сардельку или понарошку, было совершенно невозможно. Главное, ел он ее с таким азартом, что от этого зрелища слюнки так и текли.
— Конечно, ем! — с достоинством ответствовал пес. — Чтобы такую вкуснятину, да не есть? Вы вот сами попробуйте!
Люди смеялись, бросали монетки старику и толпились возле лотка с сардельками, покупая их наперебой. И никому не было дела до мимохожего эльфа, замершего неподалеку.
Иланги не столько решил, что никуда теперь от него кукольник не денется, сколько малодушно оттягивал начало разговора. Он так прилежно глазел по сторонам, словно морковки в овощных рядах могли вдруг сложиться в столь нужную ему подсказку — как заговорить с человеком, как выбрать слова, способные найти путь к его сердцу. Ну, а если морковки ничего не подскажут, вдруг — чем судьба не шутит! — на стенах обнаружатся загадочные древние надписи или хотя бы трещины с хитрым извивом и наведут на мудрую мысль.
Разумеется, ни морковки, ни стены, ни даже камни площадной замостки не явили Иланги ничего вдохновляющего. А вот кукольника он едва не упустил из виду. Старик устроился на каменной ступеньке в глубокой нише, и заметить его там было непросто.
Сумерки неспешно сгущались, еще недавно короткие тени вытягивались во весь рост. Отзвонил и затих базарный колокол, обозначив окончание торгового дня. Рыночная площадь мало-помалу пустела.
Иланги шел мимо торговок, убирающих свои лотки и, как никогда за все время своих странствий, ощущал себя эльфом среди людей. Вот и конец твоего пути, Иланги, — и что ты теперь скажешь? Что ты можешь такого сказать человеку, чтобы он тебя хотя бы выслушал? Не будь ты эльфом, ты бы сейчас не подбирал мучительно слова, а точно знал… но не будь ты эльфом, они бы тебе просто-напросто не понадобились.