Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе? (Айзерман) - страница 44

Значение этого сопереживания с чужим опытом, необходимое всегда, сегодня приобретает особое значение. Социологи говорят об усиливающейся автоматизации нашего общества, разрыве межличностных связей, разъединении людей. В одной из самых глубоких книг, которые я прочитал в последние годы, – восьмисотстраничном сборнике статей Льва Гудкова «Негативная идентичность», – обо всем этом сказано глубоко и доказательно. Даже «начатки воображения, позволяющие одному человеку представить, что чувствуют другие», уходят из нашей жизни. «Говорить о сознании вины, чувстве ответственности тут не приходится». Мы переживаем «глубокое поражение всех ценностных структур» [9] .

Я не преувеличиваю роль литературы и уж тем более уроков литературы в преодолении этих ценностных деформаций. Но если преподавание литературы к этому не стремится, оно бессмысленно. Десять лет, начиная с 1999 года, я провожу в конце учебного года в одиннадцатом классе сочинение по книге Светланы Алексиевич «Чернобыльская молитва». И в первый же год нахожу у себя на столе письмо от ученицы. Такого никогда не было. Со мной всегда можно поговорить до уроков, на перемене, после уроков. Не говоря уже о том, что постоянно спрашивают или возражают на самих уроках. И вот письмо.

«Лев Соломонович! Я немного боюсь с Вами разговаривать, тем более упрекать Вас. Поэтому решила написать. Понимаете, в пятницу я решила прочитать перед сном страниц 10 “Чернобыльской молитвы”. Но закончилось все тем, что я отложила книгу только тогда, когда прочитала ее полностью, все 224 страницы. На улице уже было светло. Посмотрев на часы, я увидела, что уже 7. А в 9 мне надо было уходить к репетитору. Но какой может быть репетитор, когда я всю ночь, с первой страницы до последней, проплакала. С утра наволочку просто выжимать надо было. И я поехала к репетитору с таким чувством, с такой тяжестью, словно все это было со мной, понимаете? Два дня ходила под впечатлением и в субботу тоже не могла заснуть. Так вот, я хотела бы Вас спросить, почему Вы не предупредили, какая это книга, почему сделали обязаловку, когда она даже в программу школьную не входит. И неужели Вы считаете, что такую книгу можно читать 16-летнему человеку, когда от недосыпа, от подготовки к экзаменам в институт кажется, что жизнь отвратительна, а тут еще это. Извините меня, если немножко резка. Я, наверное, не в праве Вас в чем-то упрекнуть. Я просто посчитала нужным, чтобы Вы узнали мое мнение. Подпись».

Я привел это письмо в своем очерке, напечатанном во втором номере журнала «Знамя» за 2008 год. Именно на эту статью ополчилась Елена Иваницкая. А летом 2003 года мне позвонили из журнала и сказали, что ко мне обратился молодой человек, который прочел и этот мой очерк, и следующую мою статью в «Знамени» и попросил мой адрес. Вскоре я получил большое письмо. Таких писем от семнадцатилетнего читателя я не получал ни разу в жизни. Приведу лишь небольшие выписки из него.