Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе? (Айзерман) - страница 47

«Человек, заканчивающий школу, должен знать, что жить очень трудно».

«Необходимо стереть иллюзию “все хорошо”, избавиться от дымки “все под контролем”».

Я вспомнил сочинения о современной литературе 1964 года.

Каждый пятый писал о том, что книга Алексиевич – книга не только о смертях, гибели, муках, страданиях, но и о великих ценностях: любви, самопожертвовании, нравственной стойкости, мужестве, подвиге.

«Получается, что это и книга о настоящей любви, которая смогла все выдержать».

«В эти минуты задумываешься, что такое любовь на самом деле».

«Но помимо печального был еще и СВЕТ Чернобыля, самоотверженности жены. Можно только догадываться, как она это пережила. Людмила Игнатенко и ее преданность являются примером света. Книга показывает не столько человеческий ужас, сколько человеческую силу».

«Вспомним хотя бы беременную женщину облученного пожарного, до последней минуты находившуюся с ним. Ну какая же она глупая! Как же так можно? Будто она на уроках физики не была, бедная, любящая женщина. Ужасаешься, сколько таких неграмотных людей было. Но сколько самоотверженных! Например, этот ученый, с реактора, прекрасно знающий, что телефоны прослушиваются, все равно звонил друзьями и знакомым, стараясь предупредить об опасности».

Но при всем при этом двадцать человек из сорока восьми сомневаются в том, что эту книгу нужно включить в школьную программу.

«Я думаю, что главный смысл книги – донести до человека чужую боль. Но в школе… Заставить человека пропустить чужое несчастье через свою душу невозможно».

«Чтение таких книг – очень огромный труд. Ведь трудится вся твоя душа, твое сердце. Но не каждый сейчас хочет погружаться в проблемы, гораздо легче жить на поверхности… Выбор должен быть у каждого человека».

«Читать или не читать это произведение, человек должен выбирать сам. Читать такие произведения “для галочки” – преступление».

«Такие книги нельзя “строго спрашивать”. “Чернобыльская молитва” должны быть не обязательной, но желательной для чтения».

Но есть и принципиально другая аргументация. Для полноты картины я должен повторить выписку из сочинения, которую уже приводил. Ведь сочинение написано в этих самых классах, о которых я сейчас рассказываю.

«Думаю, не стоит давать эту книгу в школе, пусть все живут в своих уютных мирах, пусть наивно полагают, что жизнь именно такая, какой они ее видят. В конце концов, в этом их счастье. Мой мир – это мой стол, моя семья, мои друзья, мой город. Даже моя дача все равно остается тихим, маленьким раем, где прошло все мое детство. Мой мир – это танцы, концерты, прогулки по ВДНХ, путешествия, рок-н-ролл. В моем мире нет Чернобыля. Да, жалко, да, грустно. Да, теперь я знаю. Но у меня есть планы на жизнь, мечты. Есть столько мест, где я не была! Столько концертов, которые мне предстоит посетить! Столько новых интересных людей, с которыми я дальше пойду по жизни! У меня все впереди, я не хочу ставить точку на этом, не хочу до конца жизни сидеть и страдать потому, что страдают другие. У меня есть право на счастье. Поэтому я смело заявляю: мое мировоззрение не пошатнулось, и менее счастливой я не стала…»