«Счастье твое, Катержина, — строго сказала сама себе Катя, — что теперь нет уже никаких кадетов, никаких нашивок на подушки с пожеланием доброй ночи, ни сундуков с приданым. Иначе было бы еще хуже». Но шутки в сторону: и без того ей было достаточно скверно! Разве мало она натворила постыдных или смехотворных поступков: мучила маму, огорчала папу, обманывала доверие…
И все потому, что слушала эту обезьяну, эту Уну!
Конечно, так проще всего: сам натворишь чего-нибудь, а обвинишь другого, мол, это мне вон тот посоветовал!
Катя была достаточно умна, чтобы понять, что она возводит на себя напраслину. Но тем хуже: кто же так жадно внимал уговорам этой обезьяны Уны? Кто ей завидовал, кто хотел быть на нее похож? Кто увлеченно прислушивался к рассказам о жизни великосветских дам и затем обещал: «Вот увидишь, Уна, я все смогу; как-нибудь скажу нашим на каникулах, что больше не буду ходить в школу и что с осени начну новую жизнь».
Кто это обещал? Катя? Но ведь Катя ничего подобного не сделала. Нет, нет, это не Катя. Это собиралась осуществить какая-то Катрин.
Катя никому ни о чем не говорила.
Как так… никому? А Вашеку?
И сразу погасла радость, исчез душевный покой. Как будто ветер дунул и загасил свечку.
Громко топая, она сбежала с лестницы и хлопнула кухонной дверью. Раздался такой удар, что старый «Барвинок» содрогнулся до основания.
— Пожар? — спросила бабушка, стоявшая у мойки.
— Бабушка, бабуля!.. — Катя запыхалась, и у нее был совершенно растерянный вид. — Дай-ка мне! — нашла она спасительный выход, схватив посудное полотенце, и начала старательно вытирать посуду.
— Нет, нет, сегодня не твой день, у тебя свое хозяйство, — пыталась воспрепятствовать бабушка.
В ответ Катя пробормотала что-то невразумительное, что должно было выразить ее искреннее желание помочь бабушке.
Некоторое время обе работали молча.
Лишь после долгой паузы Катя стала расспрашивать, как тогда было, когда она заболела и утром кто-то спрашивал ее. Кто бы это мог быть?
— Вацлав Лоуда. И ты это прекрасно знаешь! — Бабушка делала вид, будто ей не хочется продолжать разговор.
— А… а какое у него было выражение лица?
— Нормальное. Он моргал, ничего не говорил. То есть никаких секретов мне не выдавал.
Катя покраснела, вторично вытерла уже сухую тарелку, а начисто вымытый половник снова положила в мойку.
«Секретов? Значит, бабушка все-таки что-то знает!»
— Что ты так испуганно смотришь? — спросила бабушка. — Ведь это вовсе не секрет, что молодой Лоуда подмаргивает тебе.
— Не надо, бабушка!
— Не надо, Катюшка! Не вспыхивай так сразу. И не затевай романтических историй с записочками!