— Я пригласила бы ее сюда, к нам! — гневно заявила Катя и ушла, потому что со Стандой невозможно говорить о звездных далях и о красоте Вселенной.
— На задней веранде горел розоватый свет, на столе было разложено шитье. Бабушка сидела, сложив руки на коленях. Она глядела в ночь.
— Дедушка на работе? — спросила Катя, стоя в дверях.
Бабушка кивнула головой, приложив палец к губам, и поманила Катю к себе:
— Садись, послушай вместе со мной.
Волны тихой ночной музыки заполнили синюю тьму.
Приемник светился красноватым огоньком, как далекая звезда.
Еще долго после того, как замер последний звук, они сидели молча. Наконец Катя прервала молчание:
— Бабушка, почему такую красоту нельзя удержать? Почему мы не можем ее сохранить?
— Можем, — ответила бабушка, — можем сохранить любую красоту. Она накапливается у человека в сердце, как любовь.
— Бабуля, — Катя неожиданно заговорила удивительно коротко и по-деловому, — как по-твоему, я плохая и испорченная?
— Что? Что такое? — испуганно воскликнула бабушка. — Кто тебе это сказал?
— Ну… — Катя говорила так беззаботно, как сказала бы «с добрым утром», — ну, один мальчик.
Пани Яндовой это показалось ужасным, о чем она и сказала Кате с тревожным выражением лица; она выспрашивала ее до тех пор, пока Катя, желая того или нет, не рассказала ей обо всем: и о письме, и о свидании на реке, и о встрече с Ольгой. Постепенно лицо у бабушки прояснилось, и в конце концов они обе начали смеяться.
— Ты молодец, Катюшка! — ласково произнесла бабушка и погладила ее.
Сейчас они были близки друг другу как никогда, и было им вместе бесконечно хорошо. И Катя набралась духу — спросила о том, о чем раньше постеснялась бы говорить:
— Бабуля, расскажи мне о своей любви. О самой большой!
— Но у меня была одна… единственная. Она и была самая большая.
Катя дотронулась пальцем до кончика ее носа:
— Бабуля, а не обманываешь? А эта самая большая любовь… была учение или дедушка?
— Ах ты моя Катюшка, ты мой котеночек! — бабушка нежно прижала ее к себе. — Ты мой маленький любопытный котеночек. Ну что же… слушай!