Из далекой Галиции написали его родным, не сообщив даже название реки, огибавшей кладбище. Грохот пушек и взрывы гранат отделили живых от мертвых.
«В далекой Галиции…» Эти слова изменили всю жизнь Катеньки. Они призвали ее из Праги домой, к постели больной мамы.
Было это в канун осени 1914 года, как раз в то время, когда Катенька Томсова была так довольна, так безумно счастлива, как только может быть счастлив человек, давнишняя мечта которого сбылась: она была медичкой, студенткой университета. Уже полгода свирепствовала война, но Катя о ней и знать не хотела. Она вообще не хотела знать ни о чем, что могло бы помешать ее работе, ведь она поставила перед собой задачу — как можно скорее закончить учебу и стать врачом, самостоятельным, преуспевающим, как можно быстрее отплатить добром родным за все то, что они сделали ради нее, чтобы она могла получить образование. Она затыкала уши: пускай грохочут пушки, это не должно и не может ни на один день отсрочить сдачу ее экзаменов.
«Приезжай, положение тяжелое, мама заболела», — неожиданно позвала ее домой папина телеграмма.
Она пустилась в путь с потрепанным студенческим чемоданчиком. Ей и в голову не приходило, что она не вернется больше в свою пражскую комнатку, к своим книгам.
Вокзалы были переполнены солдатами в серых шинелях, плачущими, изможденными женщинами, полными скорби и отчаяния. Война. «Война!» стояло в воззваниях и призывах.
Но голода пока еще не было. Лишь теперь наступали тяжелые времена.
До сих пор только несколько семей получили шершавые листки, в которых военное командование с соболезнованием сообщало: «Ваш сын пал за родину и ее императора».
Катенька и подумать не могла, что в старой школе лежит одно из первых таких извещений.
После ужасной дороги, смертельно уставшая и совершенно не выспавшаяся, после многочисленных остановок на станциях, где поезду приходилось ждать в тупиках, пока пройдут военные составы, она возвратилась в Борек.
Старая школа и в школьные каникулы была родным домом. Длинный темноватый коридор хранил отзвуки маминых размеренных шагов, эхо ее голоса; везде был полный порядок, а папа временами улыбался, словно видел вдали что-то прекрасное.
Теперь Катенька вернулась в притихший дом, в котором двери хлопали от сквозняка. В комнате, где лежала больная, начинала оседать пыль. Получив страшное извещение, мама слегла, молчаливая и неподвижная, и только глазами просила поднести ей фотографию Франтишека.
Папа превратился в близорукого старца. Кожа на его лице стала пергаментной, руки тряслись: он ничего не видел, кроме извещения о гибели сына и живых еще глаз на неподвижном лице больной.