- Ну и дурак, - только и сказал Малфой.
Через некоторое время Гарри устроился рядом, заглянул Драко в лицо. Голубое небо заслонили обеспокоенные зеленые глаза.
- Ты обиделся?
Драко поморщился.
- Просто люблю смотреть в небо. Ты не любишь?
Гарри повернулся на бок, подпер голову локтем:
- Мне больше нравится смотреть на тебя.
- Мерлин, какая пошлость… - Драко скривился. - Лучше молчи. А то эстетическое впечатление от твоей физиономии непоправимо портится торжествующей банальностью.
- Не сердись, тебе не идет, - ответил Гарри. - И это не пошлость. Мне нравится смотреть на тебя. И какая разница, сколько раз эти слова произносили до меня, если я говорю их в первый раз!
Драко помотал головой: ну зачем надо было это начинать!
- Не нужно слов. Не нужно… - Драко взял любовника за руку. - Просто докажи… - он подтянул к себе Гарри, вцепившись в него не хуже кошки, и выдохнул: - Иди сюда.
Их соединение на природе было лучшим из всего, что у них до сих пор было. Они задыхались, стонали, сливаясь с травой, с землей, с небом. Они были этим летом, и ветром в небе, и солнцем, цепляющимся за верхушки деревьев; были золотящимися листьями, и пусть кто угодно сказал бы, что это пошло, но это пошлым не было.
Пошлыми все делают только слова.
* * *
Первый день рабочей недели был не так уж плох. Для понедельника.
Но не для Зика Мэдривера. Напарник сидел, мрачно уставившись на пергамент перед собой:
- Я отравлюсь.
- Не отравишься.
- О Мерлин, ты хоть представляешь, из чего делают пергамент? Вот представь: я говорю тебе порезать на кусочки твои кожаные ботинки и съесть…
- Они не кожаные. Из кожзаменителя.
- Ха-ха, и как Драко Люциус Малфой, наш молодой перспективный дипломат, допустил это…
- Даже у Драко не до всего доходят руки. И глаза, - Гарри с удовольствием пошевелил пальцами в носках: носки внешне совершенно не отличались от пищащих, но зато не устраивали шум по всяким пустякам.
На столе перед аврором лежал недоделанный отчет о выявленных служебных нарушениях, почти затерявшийся среди бумаг о представлении дела вампира Розье на разбирательство в Уизенгамот.
Вечная, как институт государства, бюрократия. Еще Чингисхан разменял простой взмах мечом, мгновенно решавший все вопросы, на перья и чернила. Но сам он до конца жизни предпочитал махать палочкой и мечом.
- Слушай, Гарри… - заныл Зик, - я умру, и ты будешь в этом виноват. Ты мстишь мне за голубичную наливку? Мелко и недостойно. Ты ненастоящий друг…
- Пиши-пиши, - безжалостно отозвался аврор.
Зик, высунув кончик языка от усердия, приступил к ювелирной работе, заполняя фразой «Долой цинизм» пространство величиной с почтовую марку.