На Лондон опустилась ночь, и на Трафальгарской площади зажглись электрические фонари.
(7 часов спустя).
Гарри шел по Трафальгарской площади, невидимый, хотя на нем не было никакой мантии-невидимки. Ярко светило солнце, и вокруг были люди, которых он знал.
Джинни сидела на лавочке в обнимку со смуглым черноволосым молодым человеком, арабом по внешности. Рядом на качелях (какие качели на Трафальгарской площади? Но во сне Гарри знал, что это нормально, как нормальны и разбросанные прихотливо песочницы, и стоящие повсюду турники, - это была страна победившего детства) качалась Ольди, держа в руках корзиночку с уменьшенными игрушками.
Рон и Гермиона стояли, держа за руки двух мальчиков пяти и семи лет: один из мальчиков был рыжий, второй - потемнее, каштановолосый.
Ремус Люпин бросал палку, и Сириус с лаем кидался за ней, а Тонкс радостно смеялась, вися на руке своего мужа и преданно заглядывая ему в глаза.
Билл и Флер в песочнице возились с двумя малышами, помогая строить им огромный осыпающийся замок.
Чарли обнимал за талию свою подружку, высокую девушку с огромным, округлившимся животом, - Мелисса забеременела?
Краем глаза Гарри узнавал и других людей: Мэдисон и Рубестусов, Барри Блэйзека и Лейта Колбрека с женой, Кингсли Кандальера, Панси Паркинсон в строгой деловой мантии; в поле зрения на секунду мелькнул даже Милтон Фриз в полосатом сюртуке и цилиндре, которые в реальной жизни никогда не носил; все они были счастливы, все улыбались, прогуливаясь мимо колонны Нельсона, сидя на скамеечках под раскидистыми ясенями, и Гарри шел сквозь толпу, свободный и никому не нужный. Он сделал свое дело; он освободил их от Волдеморта, и теперь они влюблялись, флиртовали, гуляя по залитой солнцем главной площади Англии, воспитывали детей и радовались жизни.
Лишь один человек сидел на скамеечной спинке в полном одиночестве, вне этой круговерти. Его ботинки пачкали грязью с подошв сиденье; он охватил руками колени и смотрел прямо на Гарри со странной, грустной улыбкой.
Это был Драко Малфой.
Гарри подошел к нему и остановился напротив. Он откашлялся, в глубине души неприятно пораженный, что на этой площади есть люди, выключенные из общего веселья. Гарри чувствовал себя невидимым духом-хранителем, несущим всем счастье и добро.
Печальные серые глаза Драко, слишком умудренные, слишком понимающие, разрушали Гаррино ощущение легкости и воздушности.
Гарри спросил:
- Разве это хорошо - пачкать ногами скамейку?
Драко, не спуская с него глаз, улыбнулся и пожал плечами:
- Не знаю. Разве это плохо?
- Придут другие люди, - Гарри оперся одной рукой о спинку скамьи. - Они сядут и испачкаются. Это испортит им настроение.