— Я покинула Орлеан вместе с господином де Серни, он был в моем экипаже, мы догнали дилижанс в деревне Сар…, где дилижанс сломался. Около семи часов вечера на дороге мы встретили барона, он шел один, господин де Серни в этот момент был в моем экипаже, и, когда в Буа-Манде прозвонили девять часов, он оставил меня, чтобы вернуться пешком и догнать барона де Луицци, с которым хотел поквитаться за оскорбление, мне неизвестное.
Сердце Луицци готово было разорваться на части, ему показалось, что спасение близко, но он быстро вернулся к действительности, когда услышал негодующий шепот, последовавший за признаниями Жюльетты.
Первым взял слово Феликс Ридер.
— Я прошу господина председателя, — сказал он, — спросить свидетельницу, по какой причине господин де Серни находился с ней в одном экипаже.
— У него были дела в Тулузе, мы путешествовали вместе, после Буа-Манде он должен был продолжить путь один.
Тут поднялся королевский прокурор и, надев свой чепец, обшитый галунами, сказал:
— Прежде чем перейти к дальнейшим вопросам, я прошу суд дать мне высказать претензии к данному свидетелю. В соответствии с показаниями кондуктора, форейтора, господина Фернана, в соответствии с признанием самого подсудимого, господин де Серни находился в дилижансе за несколько часов до прибытия в Сар…, а свидетельница только что заявила нам, что она и господин де Серни догнали дилижанс только в деревне Сар… Здесь, очевидно, имеет место лжесвидетельство, и, когда я открою вам узы, которые связуют свидетельницу и обвиняемого, вы признаете, что ею двигало похвальное чувство, которое, однако, не должно было доводить ее до клятвопреступления в столь почтенном собрании.
— Клянусь! — вскричала Жюльетта, которая на самом деле ничего не поняла в обвинении королевского прокурора. — Клянусь, я говорю правду!
— Сударыня, — отеческим тоном прервал ее председатель суда, — суд проявляет к вам снисходительность. По строгой справедливости, он должен был бы проигнорировать ваши родственные отношения с обвиняемым, рассматривать вас только как свидетеля и сурово наказать за показания, в такой степени отличающиеся от показаний всех прочих свидетелей, которых мы заслушали до настоящего момента, однако суд понимает, что именно ваша преданность любимому брату вдохновила вас на ложь, несомненно достойную порицания, но на которую он закрывает глаза.
— Однако… — попыталась вставить слово Жюльетта.
— Не упорствуйте, — посоветовал ей председатель, — я и так, возможно, нарушил свой долг. В ваших собственных интересах, в интересах обвиняемого, которому столь ложное показание может только повредить, доказывая ничтожность его способов защиты, не говорите больше ни слова. Выведите свидетельницу из зала.