— И все твои предки, — добавил Сатана, — чтобы ускользнуть от меня в час расплаты, просили меня о том, в чем, как они считали, состояло их счастье.
— И все ошиблись, не так ли?
— Конечно. Они желали денег, славы, знаний, власти; но и власть, и знания, и слава, и деньги сделали их несчастными.
— Значит, этот договор только в твою пользу; могу ли я отказаться?
— Можешь.
— И нет ничего, о чем я бы мог тебя попросить и что может сделать человека счастливым?
— Есть.
— Знаю, ты не можешь мне подсказывать; но открой хотя бы, известно ли мне это?
— Да, известно; ты часто сталкиваешься с этим в своей жизни, это проявляется во всех поступках, редко в твоих собственных, довольно часто в чужих; и я утверждаю, что большинство людей может обрести эту возможность счастья без моей помощи.
— Это какое-то нравственное качество? Или что-то материальное?
— Ты задаешь слишком много вопросов. Сделал ли ты свой выбор? Говори же: у меня мало времени.
— Совсем недавно ты никуда не спешил.
— Потому что тогда я был в одном из тысячи своих обличий, в которых я прячусь от самого себя и которые делают мое настоящее более или менее сносным. Я заключаю свое существо в презренную и порочную человеческую оболочку и чувствую, что иду в ногу с веком, и не страдаю от жалкой роли, которую мне приходится играть. Один представитель рода человеческого, став государем маленького королевства Сардиния{27}, из глупого тщеславия стал подписываться еще и титулом царя Кипра и Иерусалима{28}. Да, тщеславие может довольствоваться громкими словами, но гордыня требует великих дел, и ты знаешь, что именно она стала причиной моего низвержения; но никогда еще мое достоинство не подвергалось столь тяжким испытаниям. После битвы с Всевышним, после того, как я обвел вокруг пальца столько великих мира сего, вызвал столько страстей, столько катаклизмов, я унизился до постыдного ничтожества грязных интриг и мелких притязаний современной эпохи. Я прячусь от себя самого, чтобы забыть, насколько возможно, чем я стал. Поэтому форма, в которую ты заставил меня воплотиться, мне отвратительна и невыносима. Торопись же; говори, чего ты хочешь.
— Пока не знаю; я рассчитывал на твою помощь.
— Я уже сказал, что это недопустимо.
— Однако ты вправе сделать то, что делал для моих предков; ты можешь обнажить передо мной страсти других людей, их надежды, радости, страдания, тайны бытия; и твои рассказы послужат мне путеводной нитью.
— Все верно; но знай, что твои предки согласились принадлежать мне прежде, чем я начал свои рассказы. Посмотри на этот документ: я пропустил в нем строчку, предназначенную для твоих пожеланий; подпишись внизу, а после того, как выслушаешь меня, вставишь, кем хочешь стать или что хочешь иметь.