Федор дает две коротких — патронов на пять, шесть, — очереди. Не попал! Мужик бросает ногу и пригибается. Следующая очередь, длинная, швыряет его о стену.
Ну вот и все! Около часа у него есть, но он все равно торопится, это всегда по-разному. И перспектива пересесть в «Крузер» подгоняет. Урча двигателем, «УАЗ» выбирается на дорожное полотно…
Впрочем, на «японце» кататься ему не светит — под радиатором лужа антифриза.
* * *
…На воротах деревенской церквушки распят священник. Кому-то этого показалось мало, и батюшке вспороли живот. Вывалившиеся внутренности свисают, словно щупальца гигантского осьминога. Глаз нет, их давно выклевали птицы, и лицо в оспинах от клювов, лоскуты кожи трепещут на ветру. В звоннице дребезжаще брякает надтреснутый колокол.
Он подходит ближе. Картина отталкивает и завораживает одновременно. Метрах в двух он останавливается, зажимая нос. В пустых глазницах священника — вся правда о его армейской жизни.
Брякает колокол.
Внутренности взметаются зловонными плетьми, оплетают ноги, тисками сдавливают кисти. Он отшатывается, но не падает, потому что осклизлая петля захлестывает шею и вдруг сжимается с неистовой силой. Безгубый рот священника открывается. Ему в лицо вылетает шелест и шорох электронных помех, и далекий усталый голос:
— …не приближайтесь к останкам! Повторяю, не приближайтесь к любым останкам, фрагментам тел, как бы медленно они ни двигались!..
В глазах темнеет…
* * *
…Федор просыпается.
Сдавленное дыхание рвется сквозь зубы свистящими выдохами. Липкая темнота наваливается на грудь. Лицо мокрое. Он ночует в придорожном ангаре ДРСУ-5, как гласит табличка на воротах. Техники в нем нет. Под вечер, он загнал «УАЗ» внутрь, предварительно сбив навесной замок с калитки. Гулкое и пустое, как бочка, помещение. Каждый шорох звучит громовым эхом. Он заперся изнутри и вырубился прямо на сиденье, словно выключили лампочку. Но поспать не удалось…
Он вытирает холодный пот со лба. Дышать все еще трудно, подробности сна клочками всплывают на поверхность сознания.
Так погиб рядовой, с которым они выбирались из «Малых Топей». Федор не успел ему помочь. То есть он отсек вонючие ленты штык-ножом, но вот срезать затягивающиеся кишки с шеи можно было, только перепилив несчастному горло. Как же его звали?
Легкие с трудом качают пыльный воздух. Кровь стучит в висках все громче. Он хочет поднять руку и потереть шею, но не может. Мгновенный испуг останавливает сердце…
* * *
Словно нежный вампир…
Словно нежный вампир…
Динамики в дверях машины перебрасывались фразой на разные голоса, словно шариком для пинг-понга. Федор с трудом разлепил опухшие, тяжелые веки. Мозг вяло реагировал на сигналы извне: зловоние, набившееся в ноздри, словно комки ваты; тяжелое жужжание; слабые, крохотные пальцы мнут кадык; беззубые десны щиплют огрубевшую кожу шеи.