— Спит, все спит, — шепнула она, отвечая на жалостливый взгляд проводницы. Жесткая загорелая рука полным материнской нежности движением отстранила от щеки ребенка край шерстяного платка, в который он был завернут.
— Если вам что понадобится, я на тормозной площадке буду. Да я и сама еще загляну к вам, — сказала проводница, осторожно ступая между грудами вещей и спящими вповалку людьми.
— Везет же некоторым! И из посольства записочки получают, и большевики их подкармливают, — ядовито бросил, ни к кому не обращаясь, верзила с рваным козырьком. — Видели эту кондукторшу? Далеко мы с такими уедем! Взяли бабу, ей бы навоз убирать, поставили к тормозу…
— У них всюду бабы. Еще полгода не прошло, как война началась, а уж мужчин не хватает, всюду бабы… А еще вздумали с немцами связываться!
— Мужчины, видно, на фронте! — резко вмешалась госпожа Роек.
— Э, сударыня, какой там фронт… Вот-вот все к чертям полетит…
У печки, в углу, то и дело завязывались ссоры.
— Куда вы лезете? Опять со своей кастрюлькой? Вы же только что жрали!
— У меня пеллагра, мне надо питаться.
— Ну да! Этакая толстая морда — и пеллагра! У всех пеллагра, да не все жрут, как свиньи…
— Что же, если кто гол как сокол, так и другие должны голодные сидеть?
— А воняет эта колбаса, как зараза… Не люди, а скоты какие-то, этакую гниль жрать!
— Прошу не ругаться! Что за выраженья?
— А это еще что? Еще и в угли чего-то набросали?
— Не трогайте, это моя картошка! — завопил господин с пеллагрой.
— Еще и здесь! Треснете от этой жратвы.
— Это уж моя забота, не ваша. Тресну, так за свои деньги.
— И откуда они только набрали всего? — удивлялся кто-то сидящий под окном.
— Не знаете откуда? В Куйбышеве на путях вагон с продуктами разбился, вот и натащили, кто что мог.
— Что вы брешете, милостивый государь? Какой еще вагон?
— Ишь, воров из людей делает!
— Раз плохо лежит, только дурак не возьмет, — сплюнул сквозь зубы молодой человек в рваной фуражке.
— Куда вы плюете? Чего вы плюетесь? Чуть ребенка не оплевал! — вскрикнула мамаша капризной Зоси. — Отодвинься, Зосенька, отодвинься, золотко. Такие невоспитанные люди, такое хамство кругом, Не плачь, не плачь, мое солнышко, мамочка тебя защитит, мамочка тебя не даст в обиду…
— Да что вы так причитаете над своей девчонкой? Никто ей ничего не сделал, а она орет…
— Я хочу конфетку, — использовала положение Зося.
— На, на, милочка, на конфетку, только не плачь, мамино золотко, мамино солнышко!
Печка была раскалена докрасна, из нее вырывался дым и чад, но сквозь щели старого вагона непрерывно несло холодом. Запах пригорелого жира назойливо лез в ноздри.