На пристани кипело движение. У берега длинной извивающейся вереницей стояли баржи, пыхтел пароходик, сновали лодки.
— Мама, мама, верблюд! — пронзительно вскрикнул детский голос. От пристани, оступаясь на скользкой глинистой почве, действительно поднимался в гору навьюченный верблюд. Маленькая голова на выгнутой лебединой шее мерно покачивалась, полуприкрытые глаза презрительно взирали на толпу. Рядом шел высокий мужчина в косматой бараньей шапке, в халате, подпоясанном поблекшим шелковым платком.
— Завезли к дикарям! — сплюнул Малевский.
— Кто это?
— А черт их знает. Казах, узбек, — ну, азиат, попросту говоря, — пояснил кто-то из польских пассажиров.
— У них всюду так.
— Гра-жда-не… — язвительно протянул Малевский.
Поляков на пристани все прибывало. Они складывали свои узлы и чемоданы, осматривались. Кто порасторопней — отправлялись на поиски продуктов. Вечером велись долгие разговоры:
— Рису сколько угодно. И охотно обменивают.
— Вот как умно было ничего не выбрасывать! Был у меня старый платок, думала — тряпка и все, а смотрите, сколько за него рису дали и сушеных фруктов.
— А у меня такое красное шелковое платье было. Долго материал валялся, мне и шить-то не хотелось, очень ярко. Подарок, один родственник моей Мане подарил. Кабы не шелковое, я бы прислуге отдала. Но шелк, жалко все-таки. И даже ничего платьице вышло, когда сшили, в мелкие, мелкие складочки. Вся юбка плиссированная, а блузка гладкая. А когда уезжали, разве человек думал, что делает? Что понужнее — бросали, а это платье я как-то впопыхах сунула в чемодан. Потом гляжу — шелк, видно, был слежавшийся, ну по всем складочкам посекся, говорю вам, как бритвой порезано… Так и лежало в чемодане. Вышла я на базар, стою, платье в руках держу. Тут сразу несколько человек подошли, потому что красное, знаете, прямо как мак, сразу в глаза бросается. Железнодорожник один подошел, спрашивает, сколько я хочу. А потом тронул рукой — и увидел, что оно посекшееся. Ну, сказать ничего не сказал, улыбнулся этак и ушел. А вокруг меня уже целая толпа. Я говорю цену, кто-то начал было торговаться, а тут, гляжу, одна из этих казбеков тянет поверх голов руку с деньгами, хочет взять платье. Я деньги взяла, платье ей кинула да скорей в другую сторону, на продуктовый рынок. Вот говорили — деньги не брать, а деньги-то, оказывается, ходят, хоть бы и эти их рубли.
— Ну, а она что?
— Которая купила? Ну, дорогая, уж это не моя забота. Они тут, говорят, любят яркие цвета. И кто бы подумал, что от этого платья еще польза будет… Предчувствие у меня какое-то было, что ли, что столько времени его с собой возила. И масла на него купила, и муки, и фасоли! А я было испугалась, что этот железнодорожник отпугнет покупателей… Какой-то добрый, видно, человек попался!