— Чего молчишь? — проговорил я, когда тишина стала слишком долгой и гнетущей. — Давай называть вещи своими именами. Деньги не пахнут, верно?
— Ах нет, не говори так, — вздохнула Катаржина и энергично завертела головой. Потом отвела взгляд от портрета и неожиданно спросила: — Тебе здесь нравится?
— Очень! — ответил я. — А почему ты спрашиваешь?
— Интерьер продумал один художник, ему и квартира принадлежит… То есть у него ордер на квадратные метры, но все остальное тут — мое, от ковра до картин на стенах. — Она махнула рукой в направлении своего портрета. — Это я получила в подарок к своему двадцатилетию. Его тоже рисовал он. Имя тебе ничего не скажет, в искусстве он пока что не очень большая фигура, так что лучше обойтись без имен. Но я в него влюбилась…
Она потянулась к коробке, где лежали американские сигареты.
— Я редко курю, только когда расстроюсь, а про него не могу вспоминать без волнения. — Нервно стряхнув пепел, Катаржина горько улыбнулась: — История вполне банальная, но я всегда реву, когда…
— Послушай, — прервал я, — я ни о чем тебя не спрашивал.
Катаржина снова завертела головой.
— Нет уж, я хочу все объяснить. — Протянув руку, она на миг сжала мне запястье. — Не волнуйся, в детали вдаваться не стану. Я была обычной влюбленной, и в девку меня превратили французские масляные краски. Они были ему нужны, купить их можно только на валюту, вот я для него и постаралась. А потом швырнула их ему в лицо. — Она раздавила в пепельнице едва начатую сигарету, и глаза ее лихорадочно заблестели. — Он расхохотался как сумасшедший и заявил, что не стоит так переживать, потому что физическая ревность — это буржуазный предрассудок… — Она медленно обвела взглядом свое комфортабельное жилище. — Раньше здесь были только паутина, холод собачий, два мольберта и скрипучая кушетка… А потом он нарисовал этот портрет. — Она проглотила слюну и грустно добавила: — Так что ты прав: все началось из-за денег, ну, а дальше — обычная инерция. Катиться с горы всегда легче.
Я погладил ей руку, она в ответ улыбнулась.
«Мартини» действовал безотказно. Он таял на языке и небе, согревал желудок, туманил голову. Мы лежали рядышком, было темно и тихо, и я потихоньку смирялся с мыслью, что до конца года она не может порвать с Бертом и все пока останется по-старому, если даже мне хочется иметь ее всегда и только для себя.
— К тому же у него есть мои фотографии, — едва слышно произнесла она в темноте.
— Порнографические, что ли?
— Нет, что ты! Но все равно: мне придется выкупить негативы. А он за них наверняка запросит кругленькую сумму. Кое-какие деньги у меня еще есть, вот и сегодня продала валюту, но не так уж и много, почти все я вложила в эту обстановку… Но тысяч восемь еще наскребу.