Только в 9 утра 1 декабря появились 104 верблюда с черными верблюдовожатыми. Следующие дни ушли на загрузку верблюдов и договоры о гонорарах проводникам. 7 декабря выступили в Харар и добирались по Сомалийской пустыне с невероятными усилиями, включая три перехода без капли воды. По пути казак Любовин заболел желудком, а в ночь на 9 декабря Краснов заблудился в пустыне, уйдя стрелять местных коз по имени диг-диг. В одиночестве и без Полярной звезды, «этого компаса северного кавалериста», Краснову стало жутко, он сел на камень и решил переждать ночь, с заряженным ружьем на случай приближения леопардов и гиен. Однако быстро понял, что в лагере его потеряют, представил, какая там будет тревога, и решил пойти по наиболее вероятному направлению (из ориентиров со всех сторон лежали совершенно одинаковые горы). Посчастливилось встретить сомалиек и сомалийцев, и с их помощью найти казаков, уже шедших разыскивать Краснова. 24 декабря миссия прибыла в центр харарского округа Абиссинии (страна делилась на округа, округа на отделы). Пережив всю тяжесть похода, перечувствовав африканскую природу, он записывает в дневник: «Жизнь кипит в этой благодатной стране, кипит жизнью, а не нервами, кипит действительностью, а не вымыслом неврастеничного декадентства. Вот куда, на этот ручей Белау, посылать нервнобольных, чтобы жизнь мирная, как колебания маятника, погасила порывы страстей, чтобы ровная природа, тишина высоких гор уняла жар крови».
Только 4 февраля 1898 г. конвой добрался до столицы Абиссинии — Аддис-Аббебы. Здесь их встретил выстроенный в каре личный корпус Менелика в 6 тысяч негров. В столице Менелик получил подарки от Русского Императора. Следующие три недели конвой миссии знакомился с Аддис-Абебой, инструктировал корпус Менелика, проводил ученья. Конвою настал час сыграть не только охранную роль, но и представительную, как эффектный эскорт русского посла в «далекой чужой черной Африке» [41]. 28 февраля на смотре джигитовку начал сам начальник конвоя, промчавшись стоя на двух лошадях. За ним начали манежную езду казаки. «Джигитовка произвела… потрясающее впечатление на негуса. Еще в начале он все восклицал «остя гут!», потом и этого не делал, только за голову хватался и смотрел, смотрел жадными, любопытными глазами за каждым жестом, каждым движением казаков». На следующий день Краснов был удостоен офицерским крестом Эфиопской звезды 3-й степени, после чего он должен был срочно возвращаться в Россию с секретными бумагами. «Впереди Россия, прекрасная и величественная, ни с чем несравнимая, впереди родина, родной язык, родные лица, славный полк. Несколько дней напряжения, несколько дней лишений, голода и жажды, а там опять привычная атмосфера, комфорт европейца, который начинаешь ценить, только проживши пять месяцев под полотном палатки, только загоревши под жгучим солнцем, только узнавши, что такое плохая вода» [40]. Самостоятельно Краснов проделал этот же путь в 1000 верст до Джибути на муле за 11 дней, и еще через 19 был в столице Российской Империи, где был награжден орденом св. Станислава 2-й степени, французским орденом почетного легиона, и произведен в подъесаулы. Кроме наград и впечатлений, Краснов заработал в этой экзотической миссии ревматизм, который давал о себе знать в последующие годы [93, с. 69].