— Он любит ее и боится потерять, — заключила Жизель, когда Сол отпер дверь в свои апартаменты и придержал.
— Мне очень жаль ребенка, который у них рано или поздно появится… Думаю, Наташа будет очень требовательной матерью, навязывающей свои стандарты ребенку, особенно если это будет сын. Она настолько обожает быть первой, что любому ребенку будет с ней тяжело. — Он покачал головой, вспомнив, как Наташа себя вела. — Если ты меня спросишь, то я считаю — в Наташе есть какая-то нестабильность. Я замечал это и раньше, но сегодня…
Во рту у Жизель пересохло, ее сердце гулко билось.
— Я думаю, что она просто перебрала с напитками.
— О, так ты ее защищаешь? — Брови Сола поднялись от удивления. — Это очень благородно с твоей стороны, но мне кажется, ее поведение указывает на эмоциональную и, может быть, умственную нестабильность. А это может привести к большим проблемам у тех, кто рядом с ней.
Жизель невольно передернуло, и Сол тут же это заметил:
— Ты думаешь, как тяжело придется их детям?
— Да. — Жизель была вынуждена это признать. — Мне кажется, детям Наташи и Альдо придется непросто.
— Потому что Наташа будет угнетать их?
— Да. И… — Она остановилась, но Сол хотел услышать все.
— И?..
Ее голос был низким и грустным:
— Боюсь, им придется мириться с клеймом материнской эмоциональной нестабильности. К тому же такая психика может передаться им по наследству. Люди будут говорить об этом, судить. Люди всегда судят.
— Похоже, ты говоришь так, исходя из своего опыта?
Было поздно сознавать, что она ступила на опасную территорию. Взять свои слова обратно уже невозможно.
— Меня тоже осуждали из-за… одного происшествия. Потому что я осталась жить, а они… умерли. И поэтому меня осудили — мой отец и остальные…
— Твой отец осудил тебя, свою дочь? — Сол остановился и повернулся к ней. — Почему он винил тебя в том, что контролировать было тебе не под силу? Ты же была ребенком!
Жизель не могла сдерживать порывы обиды, рвавшейся наружу. Они захватывали ее и затягивали обратно, в темноту, делая ее снова ребенком. Одиноким, брошенным, нежеланным и, самое страшное, — виновным…
Они дошли до спальни. Сол открыл дверь, удивленный своим рвением успокоить ее.
— Тебя не должны были винить. Ты ни в чем не виновата!
«Ни в чем не виновата…»
Как же она жаждала услышать эти слова, почувствовать, что кто-то знал и понимал ее боль и желал помочь ей! Чтобы кто-то — хоть кто-то! — не винил ее и не отворачивался от нее.
И чтобы ее отец не выбрал смерть вместо жизни с ней…
Жизель слышала шепот после его смерти, этот вроде бы невинный шепот на ушко одних людей другим. И те и другие не имели никаких злых намерений. Они просто шептались о том, что ее отец не хотел жить после смерти жены и сына. Именно поэтому у него произошел сердечный приступ. Они не понимали, что семилетний ребенок все воспринимал по-своему и мог соответственно интерпретировать их слова.