– Што, впечатляют радения нашенские?
– Ага, – выдохнул Аверьян, открывая глаза. – Я бутто сызнова возродился! Я… я… – он облизнул губы, – я бутто в раю побывал!
Ивашка довольно крякнул, по лицу расплылась широчайшая улыбка.
– То ли ешо будет, Аверьяша, – сказал он, томно вздыхая. – Вот кады ешо адептами пообрастем, то окрепнем зараз! Чем больше народу в раденьях участвует, тем больше благодати с небес снисходит!
– Шуткуешь, – посмотрел на него недоверчиво Аверьян, – хто ж захотит увечье себе причинять оскоплением?
– Энто ужо моя заботушка, голубок, – ответил Сафронов загадочно. – Мир полон грешников неприкаянных, и среди них достаточно эдаких, хто на корабле нашем местечко себе найтить захотит! А ну собирайся. Подсобишь малеха в деле праведном, а заодно и поглядишь, как голубки дикие на наш корабль залетают.
Шагая гуськом друг за другом, они подошли к бане. Из предбанника выглянул Стахей Голубев.
– Как она? – спросил Ивашка. – Не передумала в участии своем?
– Вроде как засумлевалася, – ответил Голубев, – но ничаво. Савва и Авдей ее даже в предбанник не выпускают. Дали зелья соннова и…
– Силком вливали али сама выпила?
– Сама, не супротивлялася.
– Об чем вы энто? – встревожился Аверьян. – Вы што, кому-то худо причинить хотите?
– Не взбрыкивай. Щас сам все увидешь, – ответил Сафронов. – Делай все, как я велю, и ни об чем не вопрошай, покуда на то дозволенья не дам. Щас самолично коснешься Великова таинства оскопления, голубок. Заране упреждаю, обо всем опосля судачить будем!
Они вошли в предбанник.
– Хде она? – спросил Сафронов у Саввы, который, завидя его, сразу же отпрянул от печи.
– Тамма, – кивнул Авдей на дверь бани. – Готова ужо.
– Ступай к ней, – распорядился Ивашка, обернувшись к Аверьяну. – Ничаво не делай, токо рядышком с голубкой нашенской на полок присядь.
Переступив порог, Аверьян остановился, увидев обнаженную красивую девушку, лежавшую на полке. В нерешительности потоптавшись, вспомнив наказ «кормчего», приблизился к ней и примостился рядом. Покосился на дверь, будучи растерян, не зная, как поступить, однако что-то подсказывало ему…
Аверьян опустился на четвереньки и легко прикрыл ладонью рот девушки, затем потряс ее за плечо. Она, казалось, не хотела просыпаться. Сонно нахмурившись, пробормотала что-то, но глаз так и не открыла. Аверьян нагнулся ближе и решил разбудить ее шепотом на ухо.
Глаза девушки широко раскрылись, а рот попытался издать крик под его ладонью.
В это время за дверью послышались шум и топот сапог. Дверь открылась. Вошел Сафронов. Его лицо было напряженно как никогда, весь вид кормчего ясно свидетельствовал о том, что все мысли и чувства устремлены к обнаженному юному телу. Ивашка не отказался бы от задуманного, если даже на его голову в тот момент рухнули проклятия рода человеческого или бы загорелась баня. В руках он держал железный прут, с раскаленным добела концом.