- Наверное, ты прав, - согласился Толстой. - Но всё равно стоит проверить.
Командир батальона напрасно беспокоился - священники вовсе не собирались устраивать религиозные диспуты, плавно переходящие в рукоприкладство, а предпочли более взаимовыгодные отношения. Открытая бутылка слабенького анжуйского вина так и осталась стоять позабытой. А изумительные по вкусу кровяные колбаски, принесённые деревенским попом отцом Иваном, совсем остыли - увлечённым учёной беседой святым отцам не до выпивки и закуски.
- Смотри, Станислав! - батюшка крутанул в руке трофейную драгунскую саблю и поднёс её к самому носу ксендза. - Видишь, как выщерблена? Вот, друг мой! А ты во сколько её расценил? Извини, Стас, но первая же инспекция из Священного Синода нас с тобой взгреет за нанесённый государевой казне урон. Тем более, что мы видим?
- Саблю.
- Дрянь мы видим, отец Станислав, а не саблю. Жалкая поделка военного времени, которая годится только на переплавку, но никак не в качестве оружия. Такие вещи, любезный друг мой, оцениваются исключительно по весу. Какие три рубля? Восемь копеек в лучшем случае!
- Но что нам тогда останется, Миша? - воскликнул отчаявшийся ксендз. - Пушку тоже забраковал...
- И пушка дрянная, - кивнул батюшка. - Она вообще австрийской работы, а не французской!
- Ну и что?
- Как это что? Единственное, чем могут похвалиться в Австрии, это музыка, но никак не артиллерия. Сто рублей.
- Пятьсот, тем более в комплекте с зарядными ящиками.
- Побойся Бога, Станислав!
- Там одной бронзы на двести пудов.
- Уговорил - двести пятьдесят, и ни копейкой больше.
- Четыреста! Ты бы видел, как её защищали! Аки львы рыкающие!
- Хоть крокодилы! Триста, и это последнее слово!
- По рукам! - согласился отец Станислав, поначалу не рассчитывавший сторговаться и на половину озвученной суммы. - Но государеву долю платишь сам.
- Договорились, - отец Михаил достал внушающий почтение размерами кошелёк и уточнил. - Золотом возьмёшь, или ассигнациями?
- Давай золотом и серебром пополам - мои шляхтичи бумаге не доверяют.
- Дикие люди.
- Но храбрые.
- Этого не отнять, - отец Михаил выложил на стол горку монет. - Пересчитывать будешь?
- Зачем?
- Правильно, Господь всё видит!
Православный священник ксендзу понравился, причём сразу. Было в нём что-то такое, очень располагающее к себе. А уж как он вёл дела! Это просто песня, слушать которую хочется вновь и вновь! Удивительное сочетание беспокойства за состояние императорской казны и трогательная забота о благосостоянии партизан настолько органично сочетались в характере отца Михаила, что оставалось только позавидовать душевным достоинствам батюшки. Нет, определённо в православии есть особая притягательность, недоступная пониманию находящихся под влиянием Святого Папежа