— Пал Егорыч, — понизив тон, сказал Торчинский, — неудобно как-то, понимаешь. Парень хлопотал, переживал… Пускай посидит с нами.
Серёжка опрометью бросился на кухню — якобы привернуть чайник.
— Конечно, конечно, — сказал Павел Егорович.
— Серёга, — приятельски крикнул Торчинский, — а ну давай сюда, к нам!
— У меня здесь чайник, — дрожащим от жалости к себе голосом отозвался Серёжка.
— Бог с ним, с чайником, тебя все ждут, — сказал Торчинский.
— Давай, Серёга, в самом деле неудобно.
Серёжка, чуть помедлив, вошёл в комнату и придвинул ещё один стул к столу. Торчинский налил ему четверть рюмки коньяку и посмотрел на всех с таким видом, будто хотел сказать: «Ничего, ничего, я знаю, что можно, а что нельзя».
— Я предлагаю тост за Варвару Алексеевну, — сказал Белкин. — Пьётся стоя. Больные могут не вставать…
— И всё-таки коньячок — напиток богов! — сказал Торчинский, не спеша отправить в рот кусочек лимона и вкусно причмокивая.
— Да, в самом деле прекрасный напиток, — вежливо отозвался Павел Егорович, хотя совсем не почувствовал запаха.
Белкин, прожёвывая лимон и кисло морщась, согласно закивал головой.
* * *
Здоровье Павла Егоровича пошло на поправку. Грипп отпустил, только ощущалась лёгкая слабость, неуверенность в движениях и походке.
Павла Егоровича беспокоило одно маленькое обстоятельство, которого он немного стеснялся и потому скрывал от всех. К врачу он пока тоже не обращался по той же причине.
На третий день болезни, то ли вследствие сильного и изнурительного насморка, то ли в виде одного из осложнений, которыми так богат грипп, у Павла Егоровича пропало обоняние. Пропало так решительно, что Павел Егорович не ощущал ровным счётом никакого запаха. Иной раз он специально подносил к носу открытый пузырёк с крепким нашатырным спиртом, глубоко втягивал в себя воздух и ничего, кроме лёгкого холодка и пощипывания в области дыхательного горла, не испытывал.
* * *
Вскоре Павел Егорович поправился окончательно, и врач, высокий и угрюмый молодой человек, тот самый, что приходил к нему домой, в последний раз тщательно осмотрел его.
— Ну вот, теперь всё в порядке. Однако, — он строго взглянул на Павла Егоровича, — никаких нагрузок в первое время. Вы занимаетесь гимнастикой? — неуверенно спросил врач, оглядев с ног до головы когда-то крепкую, а теперь оплывшую и мягкую фигуру Павла Егоровича.
— Да как вам сказать, — застеснялся и заёжился от поползших по нему крупных мурашек Павел Егорович, — в армии занимался… Там все занимаются, и я…
— Та-ак, — протянул врач и чуть-чуть расправил свои широкие, сухие и какие-то даже плоские плечи. — По профессии вы… — он заглянул в больничный листок Павла Егоровича, — начальник планового отдела. Понятно… — осуждающе закончил врач.