— А я и на третий день болею, — сообщил догнавший их Белкин.
Торчинский снисходительно посмотрел на него и ничего не сказал, только передёрнул плечами. Затем он вдруг остановился и глубокомысленно заметил:
— На этаже газировку пить не стоит — дрянь, можно было бы пойти в цех, в вальцовку, там стоит импортный аппарат, газировка — зверь, ершом в глотку идёт, но всё это нерадикально. Тебе, — он смерил Павла Егоровича оценивающим взглядом, — сейчас надо не меньше двух кружек хорошего пива, чтобы вчерашнее осадить, а то ты не работник.
— Да нет, — возразил Павел Егорович, — я в норме, и голова не болит.
Торчинский отечески похлопал его по плечу.
— Это бывает, Паша, — сказал он томным голосом, — это пройдёт. Это у тебя просветление. А если ты вчера, ко всему прочему, и намешал, то, — он посмотрел на часы, — через полтора часа на тебя так навалится, что не будешь знать, куда деваться. Тогда уж две-три кружки не помогут, а на тебе отдел.
— А мне ничего на другой день не помогает, только аспирином и спасаюсь, — сказал Белкин.
— Знаешь что, — Торчинский вдруг рассердился на Белкина, — иди-ка ты работать. Если нас кто спросит, скажешь — вышли в цехи или ещё куда-нибудь. Должен ведь кто-нибудь в отделе остаться.
— Да ничего, — возразил Павел Егорович, — сегодня же не приёмный день… — Ему не хотелось оставаться один на один с Торчинским, взявшим уж чересчур командирский тон. Да и неудобно стало… Что ж Белкин? Тоже ведь свой человек.
В пивном зале, куда дворами провёл их Торчинский, народу было немного. По углам стояли и переговаривались тихими, страдальческими голосами люди нездоровые, света белого ещё не увидевшие.
Павел Егорович твёрдо решил выпить не больше одной кружки, долго не застаиваться и лаврового листа, предложенного предусмотрительным Торчинским, не жевать. Лавровый лист Торчинский носил от запаха в нагрудном карманчике россыпью.
— А что, в самом деле?.. Разве мы не живём? — неожиданно для себя спросил Павел Егорович, отхлебнув пронзительно холодного пива и не почувствовав его вкуса.
Торчинский осадил его взглядом: мол, время для разговоров ещё не наступило, и снова припал к кружке. Белкин причмоки-ват, брал пиво маленькими глотками и подолгу грел его во рту, чтобы не застудить горло.
Павел Егорович, не обращая внимания на Торчинского, решительно поставил кружку, повторил:
— Я говорю, неужели мы не живём, в самом деле… — И поспешил объяснить: — Конечно, мы не космонавты, не учёные, в теннис не играем, так что же, нам теперь и не жить?
Белкин поспешно закивал с полным ртом. Он был согласен с Павлом Егоровичем.